Темный полдень - Весела Костадинова

Внезапно погасший свет, заставил меня поднять голову от экрана.

— Да твою ж то мать… — я снова отпила еще горячий чай и потерла виски, всматриваясь в изображение куколки, обмазанной странной жидкостью. Я до сих пор помнила запах этой субстанции — сладковатый, тлетворный, липкий, как кровь. Да, кровь точно присутствовала в составе, но было и что-то еще.

Меня передёрнуло от омерзения, и я вновь попыталась сосредоточиться, увеличивая изображение до максимально возможного. На экране проступали мелкие детали: изломанные конечности куклы, глубокие царапины на её поверхности, словно кто-то долго и яростно вонзал в неё острые предметы. Нечёткие пятна субстанции покрывали её неровным слоем, как раны, сверкавшие в тусклом свете монитора.

Удар грома прямо над крышей дома заставил меня вздрогнуть. По коже прошелся холодок, словно кто-то или что-то чуть приоткрыло окна, однако в тусклом свете монитора, я видела, что все окна и двери оставались плотно закрытыми.

Сейчас символ на камне был как на ладони — четкие, гармоничные линии, выбитые с такой точностью, что казалось, будто их создатель в совершенстве владел древним искусством резьбы по камню. Но эти добавочные линии, кривые и ломанные, словно чужеродные сущности, что расползлись по его поверхности, делали всё изображение жутким и уродливым. Черно-красное вещество, нанесённое поверх старого рисунка, как будто пыталось поглотить его, искажая первоначальный смысл.

И в этих новых, отталкивающих чертах была своя холодная точность — каждый штрих, каждый изгиб был нарисован намеренно. Не просто бессмысленные каракули, а тщательно продуманные, искривляющие исходную гармонию, превращающие её в что-то зловещее. Казалось, что тот, кто добавлял эти штрихи, точно знал, какой эффект они вызовут у того, кто на это посмотрит.

Я вглядывалась в символ, и в голове роились смутные образы, которые не желали складываться в единую картину. Пальцы, сжимавшие кружку с чаем, дрожали, и я инстинктивно старалась согреться, прижимаясь к теплу напитка, но жуть, исходящая от изображения, казалось, пронизывала меня до костей, вытягивая тепло из тела. В какой-то момент мне показалось, что темные черты, нанесённые поверх символа, начали едва заметно мерцать на экране, словно что-то, что смотрит на меня с обратной стороны монитора.

Я моргнула, разрывая контакт с изображением, и на мгновение комната вновь погрузилась в темноту, заполненную завываниями ветра и глухим рокотом грозы.

Закрыла ноутбук, понимая, что меня начинает трясти от жути. Что за люди делали подобные вещи? И зачем? Или я сама себя накручиваю?

Но если бы моя нога вчера попала в ловушку…. От нее осталось бы одно воспоминание. Знал ли об этом Дима? Может именно из-за этого он запретил мне ходить в лес?

Я положила голову на подушку, закрывая глаза и вслушиваясь в шум грозы — шум неистовства дикой стихии. Мое сознание медленно проваливалось в сон, мысли ускользали, точно вода сквозь песок.

Кто-то нежно коснулся моего лица, едва заметно, почти не ощутимо. Но мне было все равно. Гроза убаюкивала, ветер казался далекой колыбельной, странной музыкой, зовущей к себе. Аромат чая Надежды дарил спокойствие, уверенность в том, что все будет хорошо.

— Айна…. — кто-то прошептал имя, с такой скрытой нежностью и страстью, что внутри разлилось тепло. Руки, сильные, мощные, обняли за плечи, прижали к себе. Губы коснулись моих губ, бережно, затем более уверенно сильно, словно пробовали на вкус.

Гроза продолжала бушевать за окном, молнии разрывали темноту, но внутри меня всё было наполнено странным покоем, почти забвением. Ветер завывал, но он казался шёпотом, шёпотом его голоса, шепчущего моё имя снова и снова. В каждом звуке была скрытая нежность, страсть, которую я давно не чувствовала, не позволяла себе ощущать.

Губы скользнули по моей щеке, коснулись мочки уха, горячее дыхание обжигало кожу, и в этом моменте всё казалось настоящим — его запах, его прикосновения, ощущение того, что я не одна. Я хотела повернуться к нему, взглянуть в глаза, но тело было тяжёлым, словно парализованным от усталости и тепла. В какой-то момент мне даже показалось, что я чувствую, как его пальцы вплетаются в мои волосы, аккуратно, как это делала Надежда, но более властно, требовательно.

Он коснулся груди, вызывая жар, ответный отклик. Мое тело само следовало за этими руками — такими опытными, такими знающими.

— Айна… — горячий шепот около уха.

Мой стон, пойманный его губами. Наши тела сплетались друг с другом, но мне было этого мало. Я хотела почувствовать его целиком. Рубашка, служившая мне ночной, стала неудобством, досадным препятствием, я скинула ее одним движением, подставляя под горячие губы шею, грудь, всю себя.

Я чувствовала, как в груди разгорается пламя, заполняя меня до краёв, и мне хотелось ещё больше, ещё ближе. Его дыхание сливалось с моим, горячее и прерывистое, и каждый поцелуй, каждый шёпот, отдавало в моей душе эхом того, что я боялась назвать по имени.

Но в самой глубине сознания, под этими волнами желания, таилось нечто тревожное, неясное, как слабый сигнал тревоги. Что-то в этом мгновении казалось неправильным, слишком искусственным, слишком… чуждым. Это не было реальностью, а нечто иное, глубинное, как старый сон, который навязывается в самый неподходящий момент.

Я попыталась сосредоточиться, поймать этот беспокойный отблеск разума, но в этот момент его губы снова нашли мои, удерживая меня в этом горячем плену. Руки обвились вокруг его шеи, я снова потеряла связь с реальностью, отдаваясь этому безумному ощущению близости.

Внезапное шипение и громкий, похожий на крик звук заставил меня вздрогнуть, сознание вернулось рывком, словно меня вырвало из сладострастного сна. На грудь прыгнуло что-то тяжёлое, но при этом мягкое. Прыгнуло, и тотчас спрыгнуло на пол, а потом снова раздалось жуткое шипение и крик.

Я резко села, задыхаясь и ощущая, как сердце колотится в груди. Всё вокруг было окутано полумраком, но теперь это уже не был тёплый, обволакивающий сумрак сна, а холодная реальность, в которую я вернулась слишком резко. Шум за окном ещё больше усилился, гроза обрушилась на дом, как дикий зверь, молнии вспыхивали одна за другой, озаряя комнату мимолётными вспышками белого света. По полу растекались остатки чая, который я пила, а осколки кружки белели в неясном свете молний.

Я замерла, пытаясь понять, что только что произошло, и снова услышала этот жуткий звук — шипение, перемешанное с хриплым, надрывным криком.