Отец для двоих - Адалин Черно
Брат неожиданно проявляет к Макару солидарность. И меня заодно пытается успокоить. Я и правда раскисла. Разнервничалась на ровном месте. Стас прав — ничего неясно. Даже диагноза еще нет, болезней хватает, но это еще виноват интернет. Я по пути сюда столько прочитала, что страх теперь выплескивается наружу. И Стас еще меня утешает, я слишком впечатлительна, мне любая ласка только хуже делает, я становлюсь слабой, плачу, жалею себя.
— Ну хватит, — Стас меня отстраняет, вытирает со щек пальцами слезы. — Прекращай!
Мне требуется время, чтобы перевести дух, прекратить плакать. Лицо, конечно, опухает, и мне приходится зайти в дом умыться. Хорошо, что Тимофей сейчас в бассейне и не видит меня в таком состоянии, иначе напугала бы еще и его.
— Поехать с тобой? — предлагает брат. — Я свободен, Настя с детьми справится.
Я вспоминаю, как Настя радовалась, что Стас сегодня дома и сидит с дочкой, поэтому вежливо отказываю.
— Это лишнее. Я уже успокоилась.
Обещаю себе, что по дороге в клинику не буду открывать медицинские тексты и читать возможные причины болей Макара. Иначе я снова приеду в истерике и Стас прав — меня придется успокаивать.
— Такси подъехало, — говорит брат, когда пиликает его телефон.
Мы выходим вместе, Стас усаживает меня на заднее сидение и желает удачи. Я сглатываю. Даже блокировку с телефона не снимаю. По пути успокаиваюсь еще больше. По мне почти не видно, что я плакала, только глаза грустные, но это нормально в сложившейся ситуации. Впрочем, сейчас нормально все, даже слезы и истерики, но ими я Макару не помогу и не поддержу, особенно если диагноз будет не самым легким.
Клиника встречает меня выраженным запахом медикаментов и антисептика. Я нос потираю от резкости, но быстро привыкаю, хотя периодически приходится чихать. У стойки регистрации на меня внимательно смотрит девушка. Сюда не приходят, чтобы записаться к врачу или на прием. Здесь проведывают пациентов.
— Я к Измайлову Макару. Его привезли сегодня, часа три назад.
Девушка кивает и на несколько минут утыкается в монитор. Клиника здесь большая, отделений много, поэтому требуется время, чтобы она нашла нужное имя.
— Вам на третий этаж в тридцать пятую палату. Наденьте бахилы, тапочки и халат, — она кивает в сторону.
Там стоит пакет с бахилами, одноразовым медицинским халатом и тапочками. Я быстро одеваюсь, несколько секунд думаю, куда деть обувь.
— Справа от меня гардероб, — подсказывает девушка, и я иду к двери с этой надписью.
Оставив свою обувь и получив номерок от ячейки, иду к лифту. Чем ближе я становлюсь к той самой тридцать пятой палате, тем сильнее бьется сердце. То, что меня пропустили без проблем — это хорошо. Это означает, что Макару не плохо, он не в реанимации, его не забрали на экстренную операцию. Он в палате, возможно, прошел обследование.
У нужной мне двери я останавливаюсь. Заторможенно смотрю на цифры, не решаясь войти. А что если… если он уже знает диагноз? Вдруг он… страшный. Я не знаю, боже, ведь может быть, что угодно. И неизлечимое заболевание в том числе. Я как раз собираюсь войти, когда дверь в палату распахивается. Макар. Стоит в халате и тапочках. Без носков, с голыми ногами. На меня смотрит удивленно, словно не ожидал увидеть.
— Оля?
Мне становится как-то… неловко. Он словно не рад меня видеть, или смущен, или вообще не хотел, чтобы я приходила.
— Я зря… наверное.
Уйти он мне не дает. Перехватывает под локоть и вталкивает в палату. Дверь захлопывает за нами.
— Прости, я немного… не ждал тебя, ты же дома осталась с Тимофеем.
— Отвезла его к Стасу. Он к тебе просился, но мы уговорили его бассейном. Как… как ты?
Я хочу спросить за диагноз, но слова застревают в горле.
— В порядке. Сделали обезболивающее, но еще в квартире, до сих пор действует. Домой, как видишь, не отпустили.
— А… обследования?
— Оля… — Макар мотает головой. — Давай не будем, ладно? Не хочу об этом.
— Я должна знать.
— Пока нечего. Диагноза нет, взяли только анализы. Оль…
Он замолкает и смотрит на меня. Я понимаю, к чему он, но не могу сделать шаг. Стою, словно вкопанная. Боюсь за него, он ведь может и не выжить.
— Иди ко мне. Пожалуйста.
Он просит. Не требует. Нуждается во мне, и я иду. В его объятия попадаю, руки на спине располагаю, щекой трусь о его грудь. Макар сжимает меня в объятиях. Крепко так, по-мужски, по-настоящему. Не знаю, сколько мы стоим так. Мне кажется, недолго, а может и наоборот — вечность. Время просто теряется. Я забываю обо всем и о болезни его не думаю. Все кажется мелким и неважным, хотя это не так.
— Ты же врач, — говорю ему. — Все может быть плохо?
— Все может быть как угодно, — отвечает честно, не успокаивает меня, готовит к любой реальности. — Я давно откладывал обследование.
— Насколько давно?
— С нашего расставания.
— Больше шести лет?
Я шокированно смотрю на него. Как можно терпеть такие боли столько времени? А, главное, зачем?
— Болело не так, — объясняет он. — И не часто. Помогали обычные обезболивающие. Последние полгода стало хуже. Сильно хуже. Почти ничего не берет. То, что мне вкололи сегодня — сильный препарат и он вызывает привыкание. Зато я с ним адекватный, не овощ, ничего не болит. Я хотел уйти, — вдруг он признается. — Покинуть клинику, но подумал о тебе, о Тимофее, о Степане. Я могу им навредить. Я головные боли не контроллирую, они возникают в любой момент. Резкой вспышкой. Мы можем ехать в машине и…
— Не надо…
Я закрываю ему рот ладонью. Не хочу слушать эту
