Няня для родного сына (СИ) - Фомина Татьяна
– Браво, – Берковский театрально хлопает в ладоши. – А дальше?
– А дальше Ангелина Витальевна получает долгожданное предложение руки, а вы гарантию в получении того, к чему так стремились. Но тут вы узнаёте, что у Мартина Артуровича может родиться внебрачный ребёнок, и тогда часть наследства может перейти к нему, а это вам совсем не выгодно. Я прав?
– Вы ничего не докажете. Свидетелей уже нет, – нагло заявляет Берковский.
– Верно. Каримова Светлана Егоровна, которой вы заплатили, чтобы она избавилась от ребёнка Вероники, умерла через год и четыре месяца, но она успела рассказать Веронике, что поменяла младенцев, – выдаёт главный козырь Олег Васильевич.
– Нет, – протянул Берковский, выпрямляясь.
– И когда оформлялись документы на усыновление первого попавшегося мальчика, на которого вы указали, то выбор пал как раз того, от кого вы так старались избавиться.
– Нет. Этого не может быть.
– Мартин Артурович не настаивал на экспертизе ДНК, – продолжает говорить Зимин, – что и спасло мальчику жизнь. Но вы решаете, что сможете увеличить свой «будущий» капитал ещё и за счёт Дербышева. Вы собирались убрать Мартина, жениться на Ангелине и получить всё, чем владела бы вдова Щегельского.
– И всё равно, у вас нет никаких доказательств.
– А они и не нужны. У нас есть доказательства об использовании и продаже запрещённых психотропных веществ, незаконном удержании Рябининой Вероники, а также нападении на Ярославу Алексееву.
– На эту сумасшедшую?! Она сама на меня напала!
– У меня только один вопрос: если бы Щегельский не выполнил ваши условия, чтобы вы не трогали Рябинину Веронику, чем бы ещё его шантажировали?
– Он бы их выполнил в любом случае. Он, как и его папаша, регулярно получали свою порцию «райского сна» чтобы воспринимать то, что им говорят, за действительность. И если бы он не уехал в Эс-Сиб, Щегельский сам от всего отказался бы и подписал всё, что мне нужно, – усмехается Берковский. – Было так приятно смотреть, какой тряпичной куклой он был. Он и эта Ангелина.
– Неужели ваша жадность этого стоила?
– Жадность? Они довели мою мать до сумасшедшего дома. Артуру ничего не стоило дать ей то, что она просила.
– Это вы довели мать до сумасшедшего дома, давая ей повышенную дозу «райского сна», как вы его называете.
– По крайней мере, сейчас она счастлива. Я дал ей то, что она так хотела.
***
Возвращаемся мы в молчании. Мне нечего сказать. Ведь тот, кого я считала виноватым во всём, сам оказался лишь пешкой в чужой игре.
– Я должен был это заметить, – произносит Мартин.
– Ты бы не смог. Сознание появляется лишь проблесками, а потом снова уходит в «свой мир». Я даже бабушку вспомнила не сразу.
– Они и тебе его давали? – спрашивает Мартин, с силой сжимая рулевое колесо.
– Да, кололи. Пока не пришла Яра.
– Дед найдёт ей клинику, и она сможет пройти лечение.
– Спасибо. Что будет с Берковским? Его не отпустят?
– Нет. Он своё получит, – отрезает Мартин.
Его слова успокаивают, но не радуют. Я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы весь этот кошмар стёрся из памяти. Отворачиваюсь и смотрю в окно. Мимо мелькают знакомые пейзажи, город готовится к весне. Ведь независимо от того, что с нами происходит, природа продолжает жить дальше. Зиму сменяет весна, на смену весны приходит лето. И как бы ты не хотел «заморозить» время, оно неумолимо идёт вперёд.
Я не сразу замечаю, что мы едем не домой.
– Мартин, куда ты едешь? – спрашиваю взволнованно.
– Мы уже почти приехали.
– Но там Кирилл!
– Римма за ним посмотрит, не переживай. Я прошу всего лишь полчаса.
– Ты бы мог сказать, – упрекаю.
– А ты бы согласилась?
Смотрю на Мартина, но он не отрывает взгляда от дороги. Не могу заставить себя отвернуться и рассматриваю его профиль. За рулём сидит мужчина такой близкий и такой чужой одновременно. И я не знаю, что с нами будет дальше. Ведь нельзя склеить разбитую вазу. А наши чувства разбились. Точнее, были разбиты, словно кто-то специально толкнул вазу, уронив её со стола, проливая воду и разрывая хрупкое стекло. Я словно вижу тот цветок, который лежит на полу, и если его не поставить снова в воду, то он завянет раньше, чем мог. Так и хочется протянуть руку, поднять цветок и поставить в новый сосуд, пусть не такой красивый, как прежде. Может потом, со временем, появится новая ваза, но сейчас главное, не дать ему погибнуть без воды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Не сразу замечаю, что машина уже стоит. Осматриваюсь и понимаю, что Мартин привёз меня на набережную, где мы любили гулять с ним вдвоём.
Муж выходит из машины и открывает мою дверь, протягивает руку и помогает выйти.
Ветер зарывается в волосах, с берега доносится какой-то шум, город продолжает жить своей жизнью.
– Пройдёмся? – предлагает Мартин, не выпуская моей руки.
Киваю, не в силах отказать. Это было моё любимое место. Здесь мы смотрели, как солнце садится за горизонт, раскрашивая полоску воды в яркие цвета, словно протягивало дорожку. Меня всегда завораживало это зрелище. Но сейчас река ещё не освободилась ото льда, и до заката далеко.
Здесь мы были счастливы, но это было так давно, словно в другой жизни. Или не с нами, или другими нами.
Мы просто стоим. Уверена, что Мартин думает о том же, о чём и я, но произнести вслух не решается ни один из нас.
Глава 50.
Зябну, прячу руки в карманы (возле реки заметно холоднее), и Мартин надевает мне капюшон.
– Я люблю тебя и всегда любил, и не хочу, чтобы мы оставались чужими. Выходи за меня замуж, Вероника.
– Мартин, я и так замужем, если ты забыл.
– Нет. Ты просто поставила свою подпись, но мне этого мало. И времени, которое ты отвела тоже очень мало.
– Я не могу пока дать больше.
– Почему?
– Мне нужно время.
– У тебя его целая жизнь, только не уходи, пожалуйста.
Поднимаю свои глаза и встречаюсь с взглядом, полным боли, раскаяния и… надежды.
– Я не уйду, – отвечаю.
Его руки проскальзывают вокруг моей талии и обнимают.
– Спасибо, – выдыхает Мартин, касаясь моих губ. Его поцелуй осторожный и нежный, словно мы никогда раньше не целовались, и сейчас боится напугать. Он не торопится отпускать мои губы, а мне не хватает дыхания. Несмело отвечаю, вспоминая вкус его губ. Из груди мужчины вырывается рваный выдох. – Вероника, – шепчет Мартин моё имя.
– Поедем домой, там Кирилл, – напоминаю о сыне.
– Да, конечно, – соглашается Мартин и нехотя выпускает меня из своих объятий.
Наверное, это глупо – давать надежду, но Мартин прав, попробовать стоит. Поднять наш маленький цветочек, который ждёт нас дома.
Отворачиваюсь к окну, чувствую, как Мартин находит и сжимает мою руку, и поворачиваюсь к нему.
– Всё будет хорошо. Верь мне, – слышу слова, которые он не раз говорил.
Очень хочется верить.
Дворники счищают снег, падающий на лобовое стекло и стекающий мокрыми дорожками. Снегопад резко усиливается, и почти ничего не видно. Кажется, зима решила устроить последнюю вечеринку. Мартин снижает скорость. Хотелось бы доехать без пробок, движение становится медленным. Начинаю нервничать из-за непредвиденной задержки. Понимаю, что глупо, но ничего не могу с собой поделать.
Наконец, Мартин заезжает в ворота, выпрыгиваю из машины, не дожидаясь, пока мне откроют двери, и тороплюсь зайти в дом. Непривычная тишина режет слух. Мартин помогает снять пальто, и я бегу наверх.
Кирюша спит. Не знаю, наверное, страх, что я его больше не увижу, так и не пройдёт. Римма Альбертовна сидит рядом, прислонившись к стене. Она тоже задремала. Не хочу будить женщину, тихонько выхожу из спальни и врезаюсь в Мартина.
– Ч-ш-ш. Они спят, – говорю ему.
– Ну, вот. А ты волновалась, – мягко улыбается Мартин.
– Ничего не могу с собой поделать. Пойдём вниз, что-нибудь съедим, – предлагаю, чтобы освободиться от мужских объятий.
Немного нервничаю, и мне не по себе. Я отвыкла за всё это время от мужского внимания и ласк, и эти прикосновения немного непривычны. Стараюсь не смотреть в его сторону, постоянно отводя взгляд. Я сама дала своё согласие, но пока даже не представляю себе этого. Хочу сгладить неловкость, пытаясь накрыть на стол, но Мартин берёт меня за руки и усаживает на стул.