Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Между мной и той женщиной нет ничего, — честно признаюсь, а также и во всем остальном. Оля отпрянула, но я был вынужден выложить прямо сейчас, чтобы никто не посмел исказить мою правду. — Я потерялся во времени, и нашел утешение в ней — в напарнице, — Оля неподвижна. Она, будто окаменела, но впитывала каждое слово, мной сказанное об этих случившихся днях без нее. — Я нашел тесты в ванной, — прикасаюсь к ней, но она отстраняется, отдаляется, будто стал ей чужим. И я испугался. — Не закрывайся, прошу тебя, — утешаю ее, но напрасно. Она встает с пола и удаляется в комнату, захлопывая дверь. Я слышал ее крик, ее плачь и снова крик. Каждый ее звук и битое стекло, которое она нашла, эхом отдавались в моем сердце и душе. Соскочил, и стал биться в двери.
— Оля, любимая, прошу открой, — взмолился, когда всякие звуки исчерпали свои характерные шумы. Но стояла гробовая тишина, и меня охватила паника. Стекло, а вдруг. Блядь! Взревел я, со всей силы ударяя плечом в комнатную дверь. К счастью, та оказалась не такой крепкой, и я смог выбить ее из замка. Удар был сильным, таким, что панель отлетела от стены, отпружинивая. Остановился, пытаясь сфокусировать взгляд и найти жену. Вихрь самых нелепых мыслей пронеслись в голове. Но она сидела на полу у кровати и тихо плакала. Даже не шелохнулась, когда я с таким шумом влетел в спальню. Тут же оказался рядом с пушинкой, беря ее на руки. Она не сопротивлялась, а, наоборот, обняла за шею крепче, пряча глаза и свою боль. Глажу по голове, зачесывая волосы назад. Открываю лицо для себя, чтобы наблюдать за каждой эмоцией.
— Не отгораживайся, — едва произношу, задыхаясь от нахлынувших эмоций и чувств. Один раз я ее потерял, но только один, и не позволю больше никому отобрать ее у меня. Даже если она сама этого пожелает.
— Я, — вновь с надрывом, она глубоко вдыхает, но никак не совладает с собой. Борется. И я буду рядом. — Знаю, что время не стоит на месте, но… — снова с перелом, и Оля всхлипнула, прячась от всего мира.
— Тише, — успокаиваю ее. — Я не безгрешен, любимая. Просто человек, — сокрушительным голосом завершаю мысль.
— Да, — она соглашается. — Но почему мне так больно? — Она отстраняется, заглядывая в глубину моих глаз, доставая до дна, где находится моя душа, почти что ожившая, но сейчас в шоковом состоянии. Как мне ответить на этот вопрос? Что я должен сказать? Где те высшие силы, которые в нужный момент посылают снисхождение. Черт!
— Мне было бы тоже больно, милая, — глажу по лицу, вновь вытирая дорожки от слез. Наверное, это не в последний раз, но лучше, если мы оба выложим все начистоту, чтобы после начать только с первых строк, не забывая прошлого, а помня о нем. Эта темная полоса никогда не исчезнет, но, если мы примем ее такой, будет легче преодолевать и знать, что мы сильнее этой тьмы. — Я не могу вернуться назад, — грустно улыбаюсь, стыдясь. Оля тоже улыбнулась, но только губами. — Не могу попасть в прошлое, и остановить все, что с нами случилось.
— Ты можешь гипнозом стереть эту часть воспоминаний? — впервые Оля заговорила со мной об этой возможности. Я сощурился, не понимая ее побуждения.
— Они все равно вернуться, — лгу. Черт возьми, я солгал жене, желая остановить ее помутнение.
— А если попытаться? — настаивала пушинка.
— Но зачем? — задал встречный вопрос. И она замолчала, как будто я заставил ее это сделать. — Что изменится, если ты об этом забудешь, но стресс или эмоциональный толчок и все по новой? Это не так-то просто взять и убрать из головы. Если бы все было так легко, — снисходительно улыбаюсь, стараясь смягчить отказ. Оля кивает, поникнув в плечах.
— Мне больно, — повторяет, прижимая к груди ладонь. — Здесь, — показывает на сердце. Я прикасаюсь к ее руке, разделяя момент.
— И мне больно, но мы должны ее преодолеть вместе. Не порознь. Не тогда, когда ты теряла нашего ребенка, не тогда, когда меня не оказалось рядом в момент похищения. Ни вообще, — подытожил. Оля соглашалась с каждым словом. Она уже не плакала — не чем было, все силы отдала на свои всхлипы и рыдания. Но пушинка обнимала меня, целовала, залечивала рану двоих, от которой долго будет саднить. Нам предстоит многое еще выяснить, многое разложить по полочкам. А начать я должен с того, что займу место отца в клубе, так любезно настаивающего на замене кадров. Где Марк? Где мой брат, который всю жизнь был правой рукой отца, а теперь словно тень, даже рядом со мной его нет. Я уверен, что и он замешан во всем, что касается обеих семей. Нутром чувствую.
Оля уснула в моих объятиях, и я уложил ее на постель, укрывая одеялом. Сутки не выходил на связь, а теперь рядом с женой не засну, только стану тревожить своим ерзаньем. Я решаюсь чуть поработать и объявиться перед начальством. Думаю, Власов-старший не в восторге, что рабочий вне доступа, но и мужчина в ответе передо мной, как моя пушинка оказалась в его клинике. Этот вопрос оставил на повестке дня. Не стал допрашивать Олю. С нее достаточно на сегодня. Снова и снова прокручиваю нелегкий вечер, а в руках папка с двенадцатью пациентами. Подставные ли? Что вообще значит этот проект? И раз мой тесть — начальство, что кроется под этим проектом на самом деле. Я всматривался в лица людей, словно мог проникнуть в их мозг, но что-то ускользало. Все время от меня скрывался истинный смысл этого проекта. Телефон тут же оживился, скорее всего мои родственники получили сообщения, что я снова на связи. Это была моя мама. И я так обрадовался, поднося к уху мобильник.
— Она с тобой?! — встревоженно воскликнула мама, чем только удивила.
— Да, — осторожно ответил, желая более подробный диалог от моей матери. Весь мир снова перевернулся, когда она велела сидеть дома и не афишировать, что пушинка найдена живой и невредимой. — Объяснись! — требовал, но Зоя Степановна была непреклонна в своем решении не говорить по телефону. Она боялась прослушки?
— Я приеду! — предупредила меня. И я мигом взглянул в окно — уже светало.
— Хорошо, — как-то неуверенно произнес, не узнав своего голоса. Уставился на мобильник, будто мне все приснилось, но я видел собственными глазами входящий вызов. Одного обстоятельства мало, так теперь на наши плечи обрушится второй слой бетонного дерьма. И мама в нем принимает немалое участие. Все время я пытался ее защитить, отгородить от отца, а теперь она снова защищает своих сыновей. От того, кого любит до смерти. От того, кто никогда не смог сделать ее счастливой по-настоящему. Растрачивая любовь в мнимые чувства, отец потерял связь с матерью и всей семьей в целом.
Глава 15
Зоя Степановна.
Выбор. Такое простое слово, но сколько в нем вложено смысла. Каждый день все мы его свершаем: в свою ли пользу, или в чужую — все зависит от обстоятельств. И мы не можем им полностью управлять, потому как выбор сам предоставляет несколько вариантов, а уже потом только все выглядит так, будто решения делает сам человек. Судьба коварная, а кто-то может и поспорить, что все это ложь. Но, кто сказал, будто её не существует вовсе.
Любовь. Чувство способное сокрушить любого, кто ему подвластен. А ведь каждый человек хоть раз в жизни ее испытал. Для кого-то она прошла мягко, потому и хочется окунуться в нее сотни раз. Ведь это счастье, когда ты важен для второй половинки. А кому-то пришлось пройти целую кучу испытаний, чтобы, наконец, обрести кусочек своего счастья под солнцем. Но, когда две половинки однажды любили друг друга, а выбор поставил перед фактом, предъявляя особенные обстоятельства, сердца пойдут на что угодно, чтобы вновь соединиться в единое целое.
Я знала, что в прошлом Владимир — мой любимый муж, был влюблен в другую женщину. Видела его счастливую улыбку, когда возвращался домой, не ту, которую он дарил мне — я далеко не слепая. Мои дети — весь мой смысл жизни, и только ради них, я застилала глаза пеленой влюбленности к Островскому-старшему. Надеялась, что однажды он очнется ото сна, и найдет правильный выход из ситуации, но он по-прежнему продолжал тянуться к тьме. Все закрутилось в такой серпантин, и мне он казался бесконечным путем, что теперь эта цикличность вернулась в точку отсчета. Униженная собственным мужем, я оставила попытки вернуть своему сердцу былой покой, когда Владимир радовался, что сумел добиться моей руки. Столько сил и времени выброшенные впустую. И только сейчас я жалею лишь об одном, что позволила иллюзии любви к нему превратиться в почти что правду.
