Елена Белкина - От любви до ненависти
— Вы не правы, Оля, — сказал Илья. — Вы не правы! Да, во мне есть мелочное самолюбие, как у всякого мужчины. Возможно, именно оно вырвалось, когда я эту глупость сказал. Мурло из очереди, вы правы.
— Так права я или не права?
— Правы — в этом. Но дело не в одном только самолюбии, не в том, что я обиделся, как вам показалось, что мне на шею не бросаются. Вовсе я к этому не привык. Дело в другом.
— В чем?
— Вы не повесите трубку после моих слов?
— Смотря какие слова.
— Очень простые слова. Я прожил три дня без вас и понял, что не могу без вас.
Наступило молчание. Ему вдруг показалось, что телефон отключился.
— Алло! Алло! — прокричал он и даже дунул в трубку.
— Я здесь, — сказала Ольга.
— А я подумал…
— Я тоже думала. Я вам не верю.
— Вы думаете, что это просто прием? Что я хочу любыми способами утешить свое уязвленное самолюбие?
— Именно так. Я думаю, что это прием. Что вы хотите любыми способами утешить свое уязвленное самолюбие.
— Я не буду вас убеждать. Просто не знаю чем. Все эти три дня я думал о вас. Я заболел вами. Вот и все.
— Красиво говорите. Профессионал! — оценила Ольга.
— Зачем вы так?
— Знаете что? Мне вас жалко. Не надо ничего придумывать: заболели там и все такое прочее. Я вам дам себя, и вы успокоитесь.
Ольга и не предполагала, что язык ее повернется когда-нибудь сказать эти слова. Но в том-то и дело, что она чувствовала себя теперь способной на то, о чем раньше в себе не подозревала. Только одного она не скажет ему: что эти три дня тоже не находила себе места и тоже ясно и с болью почувствовала, что не может без него. Сначала, да, было только чувство оскорбления. Настолько сильное, что казалось, душа ее задыхается от этого чувства. Но постепенно проявлялся, как изображение на негативе, вопрос, от которого нельзя было уйти: а откуда, почему такая сила оскорбления? Человек посторонний, как бы он ни старался, глубоко оскорбить не может. Только от близкого человека оскорбление чувствуешь с особенной остротой. Значит, для нее уже, хочет она того или нет, Илья стал близким? Значит, судьба опять загоняет ее в тот же тупик? Но почему называть это тупиком? Может, это просто настоятельные подсказки этой самой судьбы и пора уже не пугаться их, не отмахиваться, а прислушаться к ним!
Илья все молчал.
— Что, — спросила Ольга, — смелости не хватает принять такое прямое предложение? Я сформулирую по-другому. Вы вот все пытались учить меня, как себя вести, если я влюблюсь. Потом пришли к выводу, что меня нужно лечить от сексобоязни. Будьте и дальше моим учителем. Я предлагаю вам излечить меня от этой самой сексобоязни. Помогите мне, помогите бедной женщине!
— Хорошо! — вдруг согласился Илья, чувствуя, как то самое злое самолюбие, от которого он почти отрекся, поднимает в нем голову. — Считайте мои слова про тоску и то, что я вами заболел, трепом, если вам так легче. Пусть так. Не будем ничего придумывать, если вы такая смелая и решительная. Проведем сеанс сексотерапии.
— Бесплатный, надеюсь? — поинтересовалась Ольга.
— Я тоже на это надеюсь, — парировал Илья. — Где проведем сеанс? Лично я лучше играю на чужом поле.
— А я на своем. Поэтому у меня дома.
— Когда?
— Хоть завтра! Вас дневное время устраивает или вечернее?
— Лучше вечернее. Полумрак, интим! — фатовским голосом сказал Илья.
— Отлично!
— Принести шампанского?
— Пожалуй, хотя я его терпеть не могу. Но надо будет немного раскрепоститься. Вам в первую очередь.
— И вам не помешает.
— Да, не забудьте цветы!
— Какие вы любите?
— Банально: розы. Три красных и четыре белых. Я люблю число семь.
Каждая фраза их была — как выпад. Если бы кто послушал со стороны, то подумал бы, что это разговор двух людей, острота взаимной неприязни которых достигла предела, и они еле удерживаются, чтобы не наговорить друг другу грубостей, поэтому и говорят с такой подчеркнутой вежливостью, одновременно напряженной, злой, ехидной, стремясь перещеголять друг друга.
— Итак, — сказал Илья, — шампанское и розы. Что еще?
— Больше ничего не нужно.
— А форма одежды?
— Только черный костюм! У вас есть костюм или вы никогда не снимаете куртку?
— У меня есть костюм. Я купил его пять лет назад и ни разу не надевал. Берег для этого случая.
— Прекрасно.
— Может, еще и волосы постричь?
— Обязательно! Вдруг вы покажетесь мне моложе? Это облегчит сеанс сексотерапии, я не буду так сильно чувствовать разницу в возрасте. А мне как одеться?
— Пеньюара у вас, конечно, нет?
— Ошибаетесь, есть!
— Так вот, засуньте его куда подальше, чтобы я не видел. Ненавижу пеньюары. Домашние халаты тоже. Шорты и маечка. Сейчас тепло, не замерзнете. Зато это весьма возбуждает. Да, маечка такая, знаете, короткая, чтобы живот был обнаженным. Я от этого просто с ума схожу.
— Ну, если вам так необходима стимуляция, ради бога! Все для вас! А вы учтите, что я терпеть не могу черного или цветного мужского белья. Только белое! Ну, все обговорили? Чтобы не суетиться, не терять времени? Музыку приготовить тихую и лирическую?
— Пожалуй.
— Господи! — испуганно охнула Ольга.
— Что такое?
— Мы главного не обсудили: чем застелить для вас постель! Что вы предпочитаете? Идеальную белизну? Ситцевую пестроту? Или, может, темное?
— Не просто темное, черное! Черная шелковая простыня, и больше ничего.
— А вы гурман! Где ж я вам возьму черную да еще шелковую простыню? Не специально же покупать, я, извините, девушка одинокая, я об экономии должна думать!
— Я могу купить и принести с собой.
— Какое благородство! Но я не могу согласиться принять такой подарок. Придется уж вам положиться на мою фантазию. Теперь — все?
— В какое время прийти?
— Ну, часов в девять вечера. Да, в девять.
— Ровно в девять?
— Ровно в девять!
Сумасшедший разговор, подумала Ольга, положив трубку. Нет, точно, я сошла с ума. И я, кажется, влюбилась в мужчину, который никогда меня не полюбит. Я сошла с ума. И пусть.
Сумасшедший разговор, подумал Илья, положив трубку. Нет, точно, я сошел с ума. И я, кажется, влюбился в женщину, которая никогда меня не полюбит. Я сошел с ума. И пусть.
Глава 10
— Представляю, с какой неохотой вы шли ко мне! — сказала Ольга вместо приветствия, открыв дверь. — Может, откажемся от этой затеи, пока не поздно?
— У вас у самой вид довольно бледный. Я бы не удивился, если бы не застал вас дома.
