Плыви ко мне - Элл Нокс
Сеанс за сеансом, я пытался, постоянно на грани слез, глотая коктейль из обезболивающих по несколько раз в день.
Но вода, как добрый старый друг, приняла меня, когда я был готов. Она держала мой вес, поглощала мою боль, утешала меня в своем мокром объятии.
Но мои мышцы, моя дисциплина, моя скорость — все это ушло. Было одним днем и исчезло на следующий.
Я больше не мог соревноваться.
Пока я боролся со своим телом, мои родители боролись с компанией, которая владела подъемником. Это была их сраная вина, а не моя.
Семья Милленов сражалась за закрытыми дверями, как и тогда, когда мама победила рак груди, а пресса в очередной раз превратила ужасную, изменившую мою жизнь аварию в ложную историю.
«Он пил», — говорили они. "Источник" видел, как я еще и наркотики принимал. Да, от алкоголя и наркотиков, конечно, подъемник внезапно понесся назад. А смесь в моей крови якобы не позволила мне вовремя среагировать при падении.
Чушь собачья.
Я молчал от боли — и физической, и моральной. У меня не было сил спорить. Я знал правду, моя семья знала правду, и этого было достаточно. Я понятия не имел, что, черт возьми, теперь делать со своей жизнью, но вокруг меня были люди, которые по-настоящему меня любили и поддерживали.
— Да пошли они все, — как-то сказал Хадсон за ужином, осторожно, чтобы не задеть мою ногу в гипсе. Даже мама не осудила его за ругань, а просто кивнула в знак согласия и поцеловала меня в лоб.
Месяцы тянулись как улитка; я все еще плавал, не мог без этого, но понемногу смирялся с тем, что больше не буду соревноваться. Думать об этом по-прежнему было больно, но я справлялся.
Подходило Рождество, и вдруг врач, который лечил меня во Франции, дал заявление британской прессе: «Мистер Миллен был проверен на алкоголь и наркотики сразу после того, как поступил под нашу опеку. Оба теста были отрицательными. Это был просто несчастный случай, и я надеюсь, что компания, управляющая подъемником, возьмет на себя ответственность, чтобы такое больше не повторилось. Мы желаем мистеру Миллену всего наилучшего в будущем».
Казалось, я моргнул, и вдруг пресса была на моей стороне. Я не пил, не принимал наркотики, это был несчастный случай, а я просто молодой парень с блестящей спортивной карьерой, которого лишили его мечты.
К январю компания признала свою вину и выплатила мне огромную компенсацию. Это не вернуло мне возможность соревноваться, но деньги не были лишними.
И все это время моя семья была рядом, поддерживая меня своей любовью. Я взрослел, исчезал из медиа, устроился спасателем, влюблялся и разочаровывался в отношениях, продолжал укреплять связки, чтобы они снова не ослабли.
В двадцать девять я был доволен своей жизнью, счастлив, мне ничего не нужно было, пока месяц назад в мою жизнь не ворвалась Делайла.
Теперь я хочу, чтобы она была моей, больше, чем когда-либо хотел стать профессиональным спортсменом.
Я просто надеюсь, что в этот раз жизнь окажется добрее и исполнит мое желание.
Глава 18
Делайла
— Мы переносим дедлайн. Все с этим согласны? — спросил босс.
Я киваю, проклиная эту чертову переговорную и мечтая быть где угодно, но только не здесь. Пульсация в виске нарастает. Я моргаю, и перед глазами появляются какие-то серебристые пятна, будто зрение начинает подводить.
Открываю бутылку воды, делаю глоток. Толку ноль. Чертова мигрень подкатывает.
Провожу пальцем по брови, пытаясь унять эту гребаную боль, но стараюсь выглядеть прилично: не сутулиться, не размазать макияж, хотя больше всего хочется просто лечь и закрыть глаза.
Встреча с начальством во вторник заканчивается через час, но мне все равно нужно тащиться обратно к своему столу и доделывать свою работу, мучаясь от этой адской головной боли.
Синий свет экрана только издевается надо мной, как и стопка распечатанных манускриптов перед глазами. Буквы сливаются в одно пятно, вонзаясь в мозг, будто тысячи иголок.
Я глотаю обезболивающее и запиваю водой — без толку. Поворачиваю шею, когда жжение начинает сползать вниз по левой стороне, но опять же ничего. Закрываю глаза, надеясь хотя бы на пару минут передышки, но в ответ только накатывает новая волна тошноты.
К пяти часам вечера я превращаюсь в ходячий труп с белым лицом.
Офис расплывается перед глазами, а дорога на метро до дома кажется какой-то гребаной иллюзией. Вцепляюсь в пластиковый поручень, стараясь не вырубиться, пока вагон шатается, а вокруг воняет смесью дешевых духов и пота.
Как только захожу в квартиру, бросаю сумку на диван, скидываю туфли куда попало и несусь к унитазу. Обед вылетает из меня, включая тот шоколадный батончик, который я сгрызла, надеясь, что сахар меня подбодрит.
Вытираю рот туалетной бумагой и прижимаю щеку к холодному фарфору унитаза. Ноги давно затекли, но пульсация в голове снова начинает подступать к желудку, так что я просто закрываю глаза и остаюсь там, где я есть.
Не знаю, сколько времени я валялась на полу, но прихожу в себя растянувшись в ванной, тело будто ватное, голова тяжелая, а во рту противный привкус.
На четвереньках выползаю в гостиную, тянусь к телефону и морщусь от слишком яркого света экрана.
Открываю переписку, жму на имя в контактах и с дрожащими пальцами начинаю набирать сообщение.
Я: У меня самая жесткая мигрень на свете… Не думаю, что смогу прийти на плавание завтра xx
Ответ прилетает моментально.
Грей: Забей на плавание. Ты как вообще? xx
Я: Не особо xx
Грей: Хочешь, приеду? xx
Я: Да, пожалуйста xx
Тепло разливается под грудной клеткой, когда я вижу, как Грей дважды нажимает на сообщение, ставя сердечко. Мозги плавятся от усталости, но я все равно не могу остановиться и прокручиваю вверх переписку, к нашим сообщениям после свидания в музее две недели назад.
Тогда, как только Грей меня высадил, я сразу направилась в ванную, скинула одежду и погрузилась в горячую ванну с ароматной пеной. Весь мой организм покалывало от того, что мы вытворяли на заднем сиденье машины — губы до сих пор горели от поцелуев, а тело приятно ныло. Я выложила Грею все, что у меня на душе, прямо посреди выставки, и потом чувствовала себя эмоционально опустошенной.
Будто с меня содрали слой, оставив обнаженной и уязвимой, готовой к тому, чтобы кто-то начал разбирать меня по частям. Но Грей не сбежал. Наоборот, он только сильнее сжал меня в своих объятиях, удерживая, пока я