Браки совершаются на небесах - Дарья Волкова
В очень странном месте и с очень странными людьми.
— Кристина!
Она обернулась. К ней шла Лена.
— Так и знала, что найду тебя здесь. Будь осторожна, тропинка очень крутая. Шею свернуть — раз плюнуть.
— И кто это говорит? Человек, у которого почти не сгибается колено?
— Я привыкла, — отмахнулась Лена. — Я когда-то проводила здесь по несколько часов каждый день и знаю тут каждый камень. — Лена помолчала, а потом добавила громче и беспечнее. — И потом — у меня вот что есть!
Кристина посмотрела на трость, на которую опиралась Лена.
— И все же — ты тоже будь осторожнее.
— Эй, это мои слова! Ладно, пошли обедать. Янко приготовил какой-то особый суп.
* * *
Кристина устроилась у камина и наблюдала за собравшимися в большой комнате на первом этаже. Эта комната называлась с давних времен комнатой для собраний.
Кристина знала — даже не столько знала, сколько чувствовала, — что у мамы непростая семейная история. Это было несложно понять. Это было словно два разнополярных полюса. С одной стороны — большая, шумная, дружная семья отца во главе с Василисой Карповой, которую Кристина не помнила, но та успела подержать младшую правнучку на руках. Крис видела эту фотографию — собственная белая макушка и морщинистые натруженные руки прабабушки. И с другой стороны, словно в противоположность — полная пустота со стороны матери. Лишь бережно хранимое фото прадеда, видного ученого Павла Корнеевича Дурова. И скупые слова о том, что кое-какие родственники живут в Норвегии.
Шу и Рю потом опытным путем на своей шкуре выяснили — какие. А теперь вот Кристина продолжила это знакомство.
Она ни разу не пожалела, что приехала сюда. И дело было даже не только в месте, в котором Крис обрела покой. Дело было еще и в Лене. Кристина понимала, что когда-то давно, еще до ее рождения, случилось что-то плохое между мамой и Леной. Но… Но Крис нравилась эта женщина. Нравилась она сама и то место, где она жила. То место, которое существовало благодаря ей.
Послеобеденную тишину, наполненную только негромкими разговорами, нарушил телефонный звонок. А вот и мама.
— Привет, мамочка.
— Кристина, это правда? Ты в Норвегии?
— Да. Я здесь. С Леной.
Ответная тишина была красноречивой. Крис поняла, что сказала так зря. Надо было как-то иначе. Только как? Но мама нарушила молчание первой.
— Девочка моя, тебе там хорошо?
Крис вздохнула. Мама — такая мама.
— Да, у меня все в порядке. Правда, мамуль. Не волнуйся, — Кристина вздохнула и добавила: — Все хорошо. Я тебя очень люблю, мамочка.
В трубке всхлипнули — отчетливо и коротко.
— Я тебя, доченька. Если тебе там и в самом деле хорошо… Я просто переживаю за тебя, девочка моя.
— Мне тут и в самом деле хорошо! — поспешила уверить Крис. — И я скоро вернусь. Привезу тебе варежки на гагачьем пуху.
В трубке хмыкнули.
— Хорошо. Буду ждать.
— Как Вероника?
— Она будет рада новым варежкам.
— Я привезу ей шапку.
Кристина отложила телефон, взял кочергу, помешала угли. Что бы там ни было между мамой и Леной — оно осталось в прошлом. Время стирает все обиды, разве нет?
Крис снова обвела взглядом зал. Удивительное это все-таки место.
Когда-то это была христианская миссия. Которую возглавлял ее дед, Ларс Реннинген. Преподобный, на минуточку. Крис подняла взгляд. Фотография преподобного висела над камином. Представительный был у нее дед. Как любит говорить Лола — породистый.
После того, как заведение перешло под руководство Лены, направление деятельности несколько изменилось. Религиозный аспект ушел на второй план. Теперь это было пристанище для… для тех, кому не находилось места в современном обществе. Может быть, их можно было назвать изгоями или отверженными, но Кристина не хотела этих людей так называть. Среди обитателей миссии — а это заведение так и продолжали называть по старой привычке миссией — были самые разнообразные люди. Несколько бывших алкоголиков, один бывший наркоман. Много стариков. Янко, который отвечал за кухню, был аутистом — умеренно социализированным. Был еще одноногий Йоханнес. И абсолютно седой сорокалетний Людвиг, у которого в наличии была только одна рука, и та — изувечена. В общей сложности двадцать пять человек. Этакий гибрид дома престарелых, приюта для бездомных и реабилитационного центра. Кто мог работать — выполнял посильную работу. Деньги на содержание шли частично от пожертвований, частично от субсидий — Кристина даже не стала вникать, каких. Деньги добывала Лена, и она была в этом вопросе хороша. Миссия и все эти люди существовали только благодаря ей.
— Крис!
Она обернулась. От входа в гостиную ей махал единственной рукой Людвиг. Махал и звал с собой. Наверх. В свою мастерскую.
Людвиг рисовал удивительные картины — с помощью одной изувеченной руки и частично ртом. А сейчас он звал Кристину, чтобы она смешивала ему краски. Людвиг ей доверял. И рассказывал — много, эмоционально. К сожалению, по-норвежски. Но Кристина любила бывать в его мастерской во флигеле, любила смотреть, как он работает, под его руководством смешивать краски. По крайней мере, названия цветов на норвежском языке Кристина уже выучила.
А картины Людвига Лена умудрялась даже продавать. Она и заглянула к ним спустя час.
— Вот ты где! Не хочешь прогуляться?
— С удовольствием!
Лена и Людвиг обменялись несколькими фразами на норвежском, и художник вернулся к работе. А Кристина и Лена отправились к берегу моря.
Кристина любила эти прогулки. В доме поговорить с Леной было решительно невозможно — ее постоянно дергали по всевозможным вопросам. К тому же, она часто бывала в разъездах. А это время прогулок принадлежало только им двоим. Кристине так о многом хотела расспросить Лену, но она понимала, что какие-то темы могут оказаться очень болезненными. К счастью, Лена рассказывала сама. Про своего отца, прадеда Кристины, про мать, про детство и юность, про своего мужа Ларса. Кристина понимала, что в этих рассказах много белых пятен, но не торопилась в них лезть и не задавала лишних вопросов. Ей было страшно нарушить эту хрупкую гармонию.
Они остановились на своем любимом месте, на высоком крутом берегу. Лена протянула руку
