Запрет на тебя - Елена Тодорова
– Все? – сиплю я, заставляя себя, наконец, посмотреть на свою ведьму. – Говоришь так, будто это действительно просто.
Она пожимает плечами и, закатывая глаза, как-то чрезвычайно хитро улыбается.
– Не думаю, что просто, Дань. Но, уверена, каждый способен научиться.
– К черту Инь и Ян, – грубо отвергаю я. – На хрен. Не собираюсь бить эту муть на своем теле.
Но примерно через час, в тату-салоне, который открыл для нас мой вовсю зевающий друган, собственноручно рисую под Маринкиным руководством эскиз того самого Инь и Ян.
– Пусть светлая часть будет драконом, Данечка… А темная – змеей, – нашептывает моя ведьма. – Заверни их красиво… Крылышко дракона на кобру положи… А от кобры хвостик – вот сюда, дракону на плечо… Мм-м… А головы – пусть друг на друга пристроят… Рядышком, Дань… Близко-близко… Еще ближе, Дань… Вместе. Всегда. Во всем. Вот так, да! Идеально, Данечка!
Действительно неплохо получилось. Можно какое-то время потаскать. Только вот, когда дело доходит до выбора участка тела, куда наносить этот сакральный трэшак, срезаемся с Маринкой конкретным непониманием.
– Под грудную мышцу, Дань!
– На бок, под руку, сказал!
– Ерунда! Беспонтово!
– Лады. В таком случае – ни тебе, ни мне.
– Что значит??? Кто выберет?
– Мастер, Марин, – выдаю и ухмыляюсь. Доволен, что решение нашел. – Ложись на кушетку.
– Окей… – выдыхает мелкая кобра немного растерянно. – Надеюсь, у него вкус не хуже, чем у нас с тобой.
– Об этом не беспокойся.
– Красиво будет? – вопрошает уже лежа перед мастером под лампами.
Но обращается все равно ко мне.
– Конечно, будет, Марин, – заверяю ее я.
– Если вы говорите, что татуировка должна быть малозаметна, предлагаю низ живота, – подает голос уставший от нас мастер. – Чуть выше паховой области и влево. В белье заметно не будет.
– Хорошо… – достаточно быстро одобряет Маринка. Я только руками развожу, типа мне вообще пофиг. – Но мне еще одна идея в голову пришла… Пожалуйста-пожалуйста, Дань! Я ведь на твою согласилась!
Согласилась она… Почему я чувствую себя так, будто меня крепко наебали?
Чертовщина какая-то! Не надо было трогать ее дневник. Едва думаю об этом, прикидываю, остается ли гребаный блокнот на даче постоянно? Если да, получается, что я могу в любое время поехать туда и прочесть все, что она когда-либо строчила там.
Нет. Нет. Нет.
Безусловно, я не буду этого делать. Нахрена надо лезть дальше ей в душу и узнавать, что думает обо мне.
– Что на этот раз, Марин?
– Дань, давай еще вторую пару татушек на фалангах указательных пальцев сделаем? У тебя – на правой руке, у меня – на левой.
– Палево, – сдержанно выталкиваю я.
– Нет… Это будет просто пламя. Ничего примечательного. Никто внимания не обратит!
– Марин…
– Ну, хочешь, на разных пальцах сделаем? Пусть у меня будет на среднем.
И я… Даю добро и на эту дичь.
31
Ты мне теперь гораздо больше должна.
© Даниил Шатохин
Стою перед письменным столом Маринки не меньше десяти минут.
Недвижимо. Бесцельно. Безнадежно.
Притащился же снова сюда. Сдался своему черному естеству, которое больше двух суток неутомимо горит диким желанием знать все, что у кобры Чаруши в голове. У края пропасти не то про какое-то там достоинство вспоминаю, не то банальным страхом давлюсь.
Дьявол меня знает…
Не просто руки дрожат. Все внутри пульсирует.
«Прочитай… Прочитай… Прочитай…», – бьется все громче в висках, затяжным шипением по черепушке расходится.
И я, конечно, открываю ящик. Выхватываю ведьмин дневник, пролистываю к тому дню, где ее от меня тошнило и, одурело напрягая зрение, впиваюсь в следующую запись.
«4 июня…»
Следующий день после ее восемнадцатилетия.
Какого хрена??? Где весь май?! Что она целый месяц делала? Почему не писала?
В замешательстве листаю страницы туда-сюда, но ничего нового не обнаруживаю. После двадцать шестого апреля идет сразу июнь и не гребет!
«Ладно…» – смиряюсь я.
И бросаюсь читать, что есть.
«4 июня
После месяца работы с психотерапевтом остается вопрос, которым я продолжаю задаваться.
А чем вообще является любовь?
Почему мы думаем, что это чувство может быть только светлым? Почему решили, что любовь – это исключительно о чем-то высоком? Почему обманываемся, считая, что настоящей любви не присущи похоть и эгоизм?
Заряд может быть как позитивным, так и негативным!
По себе знаю, что любовь – это очень мощная, направляющая сила.
Вот и все…»
Голова, как звездолет, черт знает куда улетает. Раскручивается в темноте, словно юла. И мне вдруг начинает казаться, что я не просто копаюсь в мыслях Чарушиной. Я будто слышу ее голос.
«5 июня
Мы поцеловались… А еще сегодня случился мой первый оргазм…
Поверь, я счастлива.
To be…
My…»
Я, конечно, сразу же понимаю, о чем речь. Все события той ночи яркими вспышками в памяти проносятся. Воспоминания вштыривают паранормально. Я будто вновь в том баре оказываюсь.
Снова первый раз целую Маринку. Снова первый раз касаюсь ее плоти. Снова первый раз ее пробую. Снова первый раз наблюдаю за тем, как красиво она отдается удовольствию.
Желудок скручивает. От него раскидывает по всему телу лютые вибрации.
Сердце грохочет. За минуту бешеный максимум выдает. А этих минут не одна ведь.
Сука… Сука, пиздец…
«Поверь, я счастлива…»
Одного никак не пойму… Почему она изменила стиль письма? Почему не пишет больше «Даня Шатохин»? Почему кажется, будто обращается конкретно ко мне?
Че за бред, блядь?
«13 июня
От твоего равнодушия мне хочется умереть! И я готова это сделать, только чтобы ты меня заметил…
Прости, если было больно, поцелуй с Эдиком ничего для меня не значил…»
На этой записи мне становится нереально плохо. Ощущение, что все внутренности, на хрен, на воздух взлетают. Раскидывает меня пульсирующими комками боли.
Захлопываю гребаный дневник. Решаю, что на этом все. Дальше не в состоянии читать. Да и зачем?! Это просто бабская муть – записывать в красивую тетрадочку всякого рода ебанутый пафос!
Медленно перевожу дыхание.
И дальше… Сую свой нос в розовые сопли восемнадцатилетки.
