Запрет на тебя - Елена Тодорова
Выдыхаю с кашлем. Давлюсь воздухом. Стопорю функцию, чтобы не задохнуться.
«18 апреля
У меня есть одна большая мечта! Я хочу, чтобы мы с Даней Шатохиным сделали парные татуировки. Боже, очень хочу! Надеюсь, когда-нибудь сбудется! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Какие на хрен татуировки? Зачем? Почему со мной?
«26 апреля
Сегодня удалось поговорить с одной из подружек Шатохина. От нее я узнала жуткие вещи. Полдня в себя приходила! Тошнило ужасно. Под кожей зуд сидел, будто черви ползали. Бр-р-р!!!
Все сложно. Все очень сложно.
Мне нужен план. Гениальный план.
Но сначала надо изучить матчасть. Много информации перелопатить предстоит. Все, что нарою. Все!
Записаться на консультацию к психотерапевту – обязательно.
Завтра тошнота полностью пройдет, и я возьмусь за дело…»
Что за хуйня? Что, блядь, за хуйня?!
Мне от прочитанного самому тошно становится. Да так, что впору вырвать!
Что она узнала? В чем копалась?
Какой план? На хрена? Что ей, блядь, от меня нужно?
Пытаюсь продышаться и забыть. Но правда в том, что внутри меня разворачивается ужас. Настоящий, мать вашу, ужас! Который я расщепить и понять неспособен.
Захлопываю ящик Пандоры. Шатаясь, пячусь назад.
– Дань, – вспарывает пространство радостный голос. – Как хорошо, что ты проснулся!
Сглатывая, поворачиваюсь.
– Марин... – с трудом из себя выталкиваю.
– Я уже очень голодная, Дань! Давай, пожалуйста, поедим.
– Марина, – усиливаю давление настолько, что она вздрагивает. – Оденься. Мы едем в город.
30
Говоришь так, будто это действительно просто.
© Даниил Шатохин
Втопив педаль газа в пол, гоню в город на бешеной скорости. С Маринкой не разговариваем, пока она не скручивает регулятор громкости музыки до нуля и не выдает:
– Ты задумал что-то конкретное?
Поворачивая голову, диким взглядом на ней стопорюсь. На самом деле я сам не знаю, что собираюсь делать и куда именно ее везу. Суть в том, что поразившая мое сознание мысль, будто Маринку от меня тошнит, заставляет подыхать. Горят мои мозги, горит мой грудак, горит моя утроба – горит весь организм. А с ним каким-то необъяснимым образом корчится та сама черная-черная душа.
Глаза жжет. Сердце отбивает дикий ритм.
И чем дольше я смотрю на Чарушину, тем хуже мне становится. Пылающее тело словно розгами сечет. Прорывая кожу, уникальным ядом мышцы разит. Отравляет в моем гребаном организме каждую чертову клетку.
Не знаю, каким образом, но в объятом адским пламенем мозгу всплывает не совсем адекватная информация: Маринка мечтала о парных наколках со мной до того, как поднялась некая грязь.
Актуально ли это теперь, когда она что-то там знает? Тошнит ли ее от меня сейчас?
Мне нужно понять. Похрен зачем. Просто нужно. Без этого понимания я сдохну. И с ним – тоже. Но лучше страшно и быстро, чем долго и мучительно.
– Давай набьем парные татухи, – заношу топор над собственной шеей.
– Прямо сейчас? – отзывается она, покусывая губы.
Я с трудом заставляю себя следить за дорогой, а не тупо непрерывно жечь ее своим абсолютно нездоровым интересом.
– Да, – умудряюсь одно это короткое слово порвать на хриплые звуки. – Прямо сейчас, Динь-Динь. Знаю мастера, который примет.
– Хм… – выдает она после паузы.
Стекла в Гелике с двух сторон опущены. Летающий по салону ветер играет Маринкиными волосами, то и дело подбрасывает светлые пряди и разносит их одуряющий аромат. Я поглощаю его и с каждым вдохом все ярче разгораюсь.
– Так что? – подгоняю, впиваясь в Чарушину очередным затяжным взглядом.
Она вдруг улыбается.
– Согласна, Дань! – выпаливает как-то чересчур на кураже. Пока внутри меня срабатывает, наконец, сраная противопожарная система, заливая тело пусть кипятком, но все же спасительным, моя ведьма даже торжествующе руки вверх вскидывает. – Тумц, тумц, тумц, – прется кайфуша, выписывая по моему салону танцевальные круги. А после откидывает голову и как выдаст своим чистейшим флейтовым регистром: – Юху-ху-ху-у-у!
Butterfly cry[9], блядь.
Сам не осознаю, в какой момент разбиваю эти нежные ноты своим смехом. Агония отпускает, Чаруша заряжает – вот это и происходит. Я не сопротивляюсь. Единственное, возвращая основную часть контроля, должным образом фокусируюсь на дороге.
Нет, не тошнит ее от меня. Сейчас не тошнит.
Прав был ночью – принимала.
Только почему? Зачем? Должен ли я это остановить?
Блядь, конечно, должен. Но как? Каким, мать вашу, образом?
Еще немного… Погорим еще немного. Уверен, это пламя потом само собой затухнет. И мы просто спокойно разойдемся в разные стороны.
– А что бить будем, Дань? – спрашивает Маринка пару минут спустя. – Можно я выберу?
Скашиваю на нее взгляд, зачем-то свое условие выставляю:
– Вместе решим.
И не потому, что я слишком серьезно к татухам отношусь. В конце концов, в нашем веке их свести так же легко, как и наколоть. Эта шняга – очередное баловство Чаруши. Но я зачем-то планирую разделить с ней этот процесс.
Смотрю на дорогу, когда взгляд неосознанно падает на руль. Точнее, на правую руку, которой я придерживаю колесо снизу. На мизинце так и поблескивает обод кольца.
Забыл о нем. Потому и не снял до сих пор.
Дома закину куда-нибудь… Куда-нибудь подальше.
– Как насчет Инь и Ян, Дань? – подкидывает идею Марина. – Это ведь из буддизма? Женское и мужское начало…
– Туфта, – выталкиваю я, прежде чем даю себе команду заткнуться. Смотрю на Чарушину и за каким-то хером вскрываю то, что обычно стараюсь держать в себе: – То, что ты повторяешь, это крайне поверхностная популярная теория. Но на самом деле все гораздо глобальнее. Инь и Ян – это два противоположных энергетических начала. Добро и зло. Темная и светлая стороны.
– И обе эти стороны есть в каждом из нас, – подхватывает Чарушина так неожиданно и вместе с тем так спокойно, словно это не я с ней какими-то знаниями делюсь, а она их из меня мастерски вытаскивает. Прищуриваюсь, быстро бросаю взгляд на дорогу, перевожу дыхание, а Маринка продолжает: – Мы неспособны быть всецело хорошими или всецело плохими. Это невозможно! Темное и светлое начала всегда будут в нас. Эти две энергии попросту не
