Мой злой Фей - Маргарита Дюжева

— Стоять, — скомандовал Лукьянов, и у меня тут же ноги к полу приросли от приказного тона, — ты остаешься здесь.

— Зачем? — голос не слушается, — не хочу мешать вашей милой беседе.

— Ты остаешься здесь, — чеканит каждое слово и указывает на кресло в углу кабинета.

Мне не остается ничего иного, кроме как выполнить его милую просьбу и осторожно присесть.

Сережка тоже притих, и только осторожно трогал меня изнутри.

Что? Испугался? Папенька твой голубоглазый вон как разошелся, аж как-то не по себе становится.

Виктория влетает в кабинет Лукьянова, буквально светясь от счастья, с влюбленной улыбкой на губах, счастливым взором обращаясь к объекту своего вожделения. Ревность снова кольнула, заставляя стискивать зубы и кулаки.

Коллега сначала не замечает меня, а когда это все-таки происходит, удивленно вскидывает брови.  Дескать, а ты-то что здесь делаешь, беременное убожество?

Маленькая дрянь!

— Виктория…— Фей вопросительно смотрит на нее, намекая, что не плохо бы представиться по батюшке.

— Олеговна, — щебечет юная прелестница, и, плюнув на мое присутствие, кокетливо улыбается.

Хм, если я сейчас ее задушу и сожру, это будет считаться преступлением? Скажу, что витаминов не хватало, гемоглобин упал…

— Виктория Олеговна, — его голос ровный, холодный, по-деловому отстраненный. Лукьянов включает «Злыдня» на полную. Я это понимаю, Вика нет, поэтому продолжает давить глупые улыбки и стрелять глазками, — до меня дошли слухи, якобы я вас пригласил вас на чашку кофе, мы с вами так мило пообщались, что решили продолжить встречу во внерабочее время.

Вика тотчас вспыхнула. Конечно, она догадалась, какая сорока принесла ему на хвосте эту информацию, поэтому метнула на меня красноречивый взгляд, обещая жестокую расправу.

— Что вы скажете на это? — Тимофей продолжает все тем же убийственным тоном большого начальника.

— Я…ээ…— начинает блеять темноволосая коллега, бегая затравленным взглядом из стороны в сторону.

Та-а-ак, похоже, ее версия происходящего далека от истины. Я даже дышать перестала, превратившись в слух, а где-то внутри начало зарождаться и крепнуть осознание того, что зря я сюда пришла, зря затеяла этот разговор, досконально во всем не разобравшись. Очень зря. Потому что холод в очах Лукьянова был направлен не только на Вику, но и на меня.

— Озвучьте, пожалуйста, правильную версию событий, без приукрашивания и без попыток выдать желаемое за действительное.

Виктория покраснела еще больше, нервно кашлянула, и уже совсем не кокетливо, а скорее дергано заправила за ухо темную прядь. Кажется, у нее кончики ушей даже дымиться начали то ли от стыда, то ли от злости.

— Я жду.

Боже, какой холодный голос, словно в миг оказалась за полярным кругом!

— Я увидела вас в кафе напротив, за соседнем столиком, — осипшим голосом начала она, старательно игнорируя мое присутствие.

— Дальше, — равнодушный приказ.

— И решила составить вам компанию...

Она сама к нему полезла? Вот шалава!!!

— Дальше, — еще один приказ, и Виктория будто сжимается, становится меньше, прозрачнее.

— Вы вежливо отказались от моего общества…

— И?

— И я ушла, — еле слышно заканчивает свой позорный рассказ

— И больше ничего? — уточняет он, сцепив руки в замок и строго глядя на нее.

— Ничего, — жалобно пищит брюнеточка.

— Отлично. Тогда объясните мне, с чего у посторонних появилась совсем другая информация.

«Посторонних» — резануло больно и неприятно. Мне казалось, что мы уже не посторонние. Не уже ли ошиблась?

Он переводит на меня взгляд, в котором сияют всеми гранями обломки тысячелетнего айсберга. Под ложечкой засосало.

Вот я дура! Повелась на Викины сказки, наехала на него, не имея на то никаких прав и оснований, выставила себя в самом идиотском свете. Дура! Сто раз дура!

— Я…— Вика начинает заикаться, — я…не знаю…случайно вышло.

Потом она встрепенулась:

— И вообще, я такого не говорила! Она сама половину напридумывала, перевернула мои слова с ног на голову!

Вот же дрянь! На меня пытается стрелки перевести. Открываю уже рот, чтобы поставить нахалку на место, но Тимофей меня опережает:

— Ты уволена! — равнодушно бросает в сторону Виктории.

— Как? — она хлопает глупыми глазами, не понимая, что происходит, — как уволена?

— Так. Собрала вещи и на выход.

— Но почему! — она аж пятнами покрывается от возмущения.

— Профнепригодна, — хладнокровно рубит, не сводя с нее пристального сумрачного взгляда.

— Я не уйду! — пытается сопротивляться, еще не понимая, что с Лукьяновым спорить бесполезно. Ноль эмоций, ноль сомнений.

Он жмет плечами и поднимает трубку телефона, набирает внутренний короткий номер:

— Охрана? У меня в кабинете посторонний. Уберите его.

Вот и все. Просто, равнодушно. Сейчас вижу перед собой того самого Лукьянова, что был в начале нашего знакомства. Злыдень в чистом виде.

Вика бросает на меня взгляд полный ненависти и со слезами выбегает в коридор, громко хлопнув дверью.

Мы остаемся наедине.

— Зачем ты ее уволил? — спрашиваю сдавленно.

— Не обсуждается, — теперь холод направлен только на меня, — мне такие финты не нужны. Теперь с тобой давай разбираться.

— Тоже уволишь? — пытаюсь улыбнуться, а губы не слушаются. Вместо улыбки болезненная гримаса получается.

— Нет, — Тимофей жмет плечами, а потом добавляет таким тоном, что мурашки по спине, — по закону не имею права увольнять беременную. Итак, что за истерика?

Истерика? Где он увидел истерику? Я просто пришла…уточнить некоторые моменты. Возможно, вышло эмоциональнее, чем надо… Я просто…

Черт. Похоже, это действительно была истерика. Здравствуйте, приехали! Докатилась, твою девизию!

— Нет никакой истерики! — нахмурившись, складываю руки на тугом животе.

— Да? — он цинично выгибает брови, — влетела