Сесилия Ахерн - Игра в марблс
– Не знаю, как вы смогли. – Я покачала головой. – Если б я такое знала, не смогла бы скрывать.
– Видите ли, святых среди нас нет. Я уж точно не претендую. У каждого свои… сложности. Наверное, у него были на то причины. Вот что я всегда себе говорил. А еще думал, пусть лучше он сам мне скажет, когда придет время, или, может, я пойму, в чем дело. Со временем.
– И как, поняли?
Он улыбнулся. Грустная улыбка:
– Теперь, видимо, я знаю?
– Вы и все остальные! – гневно сказала я.
– Он был хороший человек, это-то понятно. Хэмиш О’Нил, Фергюс Боггс, кто бы он ни был, не так важно. Но он был самим собой. Был веселым, а порой ворчливым, но не думаю, чтобы он как-то подделывался, ни один человек не может сорок лет притворяться не тем, кто он есть. Он был тем же самым, только под другим именем, вот и все. И мне это давно уже стало все равно, как его зовут. Он был хороший человек, верный товарищ. Был рядом, когда мне было нужно. И мне бы хотелось думать, что и я умел ему помочь, когда было надо. Нам не приходилось объяснять друг другу, что случилось, что нужно делать. Мы просто играли в марблс и болтали, и я уверен, не было у нас ни одного разговора, который не был бы настоящим. Все было правдой. Так что ваш отец есть ваш отец, есть тот, кто он был и кто он есть, это тот самый человек, кого вы знали и знаете.
Я старалась принять все это, но пока не могла.
– Вы не пытались найти его, когда он пропал год назад?
– Нет, я же не сыщик, – рассмеялся он. – Мы уже лет десять как не играли в команде. Между собой иногда, но не участвовали в соревнованиях. Стало трудно собираться, а потом Питер заболел.
– Но вы же были друзьями. И вас не волновало, куда он делся?
Он призадумался. Потом спросил:
– Он совсем не вспоминает теперь шарики?
– Сегодня они появились впервые. Я показала ему кровяники, и что-то, мне кажется, произошло, что-то в нем включилось. Но не думаю, чтобы он вспоминал о них прежде.
Он печально кивнул.
– Люди приходят и уходят. Многие мои друзья уже умерли, – сказал он. – Естественно в моем возрасте. Рак. Инфаркты. Все это грустно, конечно. Спрашиваешь о человеке и слышишь, что его уже нет. Думаешь о ком-то, кого давно не видел, а он умер. Открываешь газету и читаешь некролог знакомого. В моем возрасте это часто случается. Так что я думал, мой приятель Хэмиш О’Нил тоже скончался.
Я почувствовала, как подступают слезы.
– Наверное, он был бы рад снова повидать вас.
– Может быть, – без особой уверенности сказал он. – Мне было бы приятно. Мы не всем делились, но многим.
Я поблагодарила за чай и поднялась уходить. Уже шесть вечера. Некуда спешить, но все же пора. Дело не закончено.
Джимми проводил меня до двери на улицу и прежде, чем открыть ее, обернулся ко мне.
– Иногда он проговаривался, знаете. Ребята, может, забыли, но, уж конечно, они примечали. Между собой мы посмеивались: что это Хэмиш на этот раз затеял? С кем крутит? Обычно когда пропустит рюмочку. Тогда он называл имена, по рассеянности, я думаю. И вроде сам не замечал. Путался, мне кажется, в том, что рассказывал нам, а что нет. Думаю, это его и доконало в итоге.
Я киваю и приклеиваю к губам улыбку: в данный момент никакого сочувствия к отцу я не чувствую.
– Знаете, я только один раз видел его таким счастливым, каким он стал с этой женщиной. Тогда не понял, что случилось, но со временем стал соображать.
– И что же это было?
– Он вошел в паб, приплясывая буквально, всем поставил пиво. «Джимми, – сказал он, обхватив руками мою голову, – сегодня самый счастливый день в моей жизни». И лишь когда в моей жизни случилось то же самое, я понял, что было с ним в тот день. Когда родился мой первый ребенок. Самый счастливый день в моей жизни, я вошел в паб, приплясывая, в точности как твой отец. И тогда я понял, что с ним случилось. Я понял, что в тот день у него родился ребенок. Апрель, примерно тридцать лет назад. Чуть больше тридцати.
Когда я родилась.
– Это правда? – переспросила я, а на губах расцветала уже настоящая улыбка.
– Внуками клянусь! – ответил он, поднимая руку.
И я поверила.
21
«Кошачий глаз»
Машину пришлось продать, но зато я познакомился с ней. Груда счетов росла, доходов не было, другого выхода я не видел: на тридцать кусков можно продержаться. Нелегко далось мне это решение – что такое мужчина без машины, но, решившись, я уже не оглядывался. Финансовый консультант без денег, без машины и без клиентов. Меня, понятное дело, уволили первым, но, когда компания рухнула, я нисколько не злорадствовал. Все мы по уши в дерьме. К тому же тем самым прибавилось людей, гоняющихся за той же работой, что и я.
Я продавец, всю жизнь был продавцом, это я умею лучше всего, только это и умею. Сегодня мой первый день в роли продавца машин. Стараюсь настроиться позитивно, однако чувствую себя хреново. Пятьдесят шесть лет, и нет собственной машины, чтобы доехать до места работы – продавать машины. Хозяин пока этого не знает, но быстро догадается, заметив, как я по утрам пыхчу и отдуваюсь, взбираясь на гору от автобусной остановки. Доктор с меня не слезает: высокий холестерин, давление, все плохо, когда же я начну хотя бы делать зарядку. Все плохо – каждый вскрытый конверт несет дурную новость. Я успел стать дедом, и даже маленький Фергюс напоминает мне о том, какой я толстый дедушка, отплясывая на моем рыхлом животе. Хотя бы эти короткие прогулки от остановки и обратно зачтутся мне за упражнение.
Она стояла одиноко у остановки, пытаясь разобраться в расписании. Я понял, что она пытается прочесть эти мелкие буковки, потому что она надела очки, покусывала губу и вид у нее был растерянный, лицо скривилось. Очень трогательно.
Она вздыхала и что-то бормотала себе под нос.
– Не могу ли я вам помочь?
Она обернулась, удивленная: думала, что тут одна.
– Спасибо. Не могу никак понять. Где тут сегодня? Вот это сегодня? – Она указала розовым лакированным ногтем. – Или это сегодня? Мне нужен номер четырнадцать, но я хотя бы правильную нашла остановку? А вот тут и вовсе не прочтешь, потому что какой-то умник вооружился маркером и сообщил миру, что Декко – педик. То есть против педиков я ничего не имею, знаю среди них немало очень счастливых людей, и этот Декко, скорее всего, вполне доволен жизнью, но только если он не ищет в понедельник утром автобус номер четырнадцать. Вот тут-то он действительно станет несчастным педиком.
Я рассмеялся, смех вырвался сам собой. Она покорила меня сразу же. Я стал изучать расписание, не потому что надеялся разобраться, но потому, что хотел быть с ней рядом, от нее так хорошо пахло. Наконец она глянула на меня, спустила к кончику носа очки с леопардовыми пятнами, и передо мной оказалась ошеломительная пара глаз – они освещали ее лицо целиком, как будто внутри нее разливалось сияние.
