Два солнца в моей реке - Наталия Михайловна Терентьева
– Ты это уже говорил сто раз! – Я шутливо стукнула его по плечу. – А как ты познакомился с моей мамой? Расскажи мне о ней! Она твоя соседка?
– Я не очень хорошо помню, кто советовать мне твой город, Олья… – Эварс улыбнулся. – Ты можешь написать твоя мама.
– Да, конечно, могу. Это такая сложная тема. Я ведь не знаю, почему она от нас уехала. Я хочу это знать и… не хочу.
– Ты настоящая русская женщина! – засмеялся Эварс. – «Хочу» и «не хочу», и ты говоришь это одинаково. Один интонэйшн.
– Да. Потому что я и хочу, и не хочу. Ты правильно говоришь.
Я видела, что он понимает, как мне сложно об этом говорить, и не хочет делать мне больно. Он так добро, так хорошо на меня смотрел. Взял мою ладонь, положил себе на лоб.
– Немного болит голова. Нужно выпить еще чай с мед и коньяк.
Хороший, добрый, понятный мне Эварс. Как я хочу быть с ним всегда. Неважно – останется он жить здесь навсегда или на некоторое время, или же мы с ним поедем в Австралию. Да, мне там будет нелегко прижиться. Я читала всякие отзывы сбежавших туда соотечественников. Всё не то и не так – еда, климат, люди. Но это – не главное. Главное – человек, который на тебя так смотрит, так тебя понимает, так тебя любит. Ласковый, сильный, прекрасный, мой Эварс.
– Ты мой? – прошептала я, обнимая его.
Вместо ответа он поцеловал меня, и я через секунду забыла все свои вопросы, вообще все слова. У меня так никогда не было в юности. С Эварсом мне легко и хорошо, как будто и не было моих неудачных попыток с другими мужчинами. Ведь всё, что было до него – не более чем фальстарты – когда судья тебе говорит: «Стоп! Начинай заново! То, что ты успела пробежать – не зачёт. В зачёт пойдет только настоящее».
Глава 27
Я зачем-то снова открыла в Сети страницу Вики, Сашиной жены. Зачем? Хочу сделать себе больно? Так мне не больно. Уже совсем не больно. Хочу понять, что сделала все правильно? Я уверена в этом. Хочу понять, что за человек Саша, который принес мне столько страданий и отнял у меня – зря, я уверена в этом, зря! – четыре года жизни? Больше, почти пять. Да, вот только зачем мне это?
Вика поставила новые фотографии – они с Сашей катаются на мотоцикле. Надо же! Какие юные забавы! Саша и мотоцикл – чудеса. Не сразу я поняла, что фотографии старые – увидела, что страна, по которой они едут, теперь не особенно привечает наших туристов. Да и Саша моложе – я просто не сразу рассмотрела. Зачем она ставит эти старые фотографии? Хочет кому-то что-то доказать? Кому? Мне? Мне ничего не нужно. Мною движет глупое любопытство.
Я долго не разрешала себе ничего лишнего знать о Сашиной жизни, а не знала, выходит, главного. Что Саша очень любит свою жену, и что они счастливы. Как при этом он мог любить еще и меня – я не понимаю. Думать о наших отношениях плохо я не хочу. Искать какие-то причины, которые унизят меня, – не буду. Я не хочу перечеркивать свое собственное прошлое. Ведь оно живет внутри меня и нигде больше. Пусть лучше я заблуждалась. Это закончилось, но оно вовсе не было плохим, унизительным, стыдным.
– Оленька Андревна! – Юлечка заглянула в комнату с испуганным видом. – Какой-то странный мужчина пришел… Может быть, вызвать полицию?
Я не успела ответить – в мой кабинет вошел сильно потрепанный то ли всей жизнью, то ли вчерашними возлияниями человек.
– Миль пардон, мадам … – Он задел Юлечку и, пошатнувшись, прошел к стулу перед моим столом. – Ольга!.. У меня к тебе разговор на сто рублей.
Я вздохнула. Ну, вот и приехали. Точнее, приехал – мой первый муж. Как некстати я его тут вспоминала – приговорила.
– Что ты хочешь?
– Ты обязана меня выслушать.
– Что тебе нужно?
– Душу тебе открыть.
– Открывай. Я слушаю тебя.
Он начал говорить, а я, особенно не вслушиваясь (ведь никто не может заставить меня слушать бывшего мужа), стала его рассматривать. Да, что жизнь с людьми делает – как любила говорить наша мама. Почему я последнее время все чаще вспоминаю, что она говорила? Мне кажется, это началось с тех пор, как она нам написала, и приехал Эварс. Когда Мариша нашла ее в Сети, я даже сначала не поверила, что это можно было сделать так легко. Потом стала думать, что делать этого не надо было. А потом поняла, что ничего ровным счетом в моей жизни от этого не изменилось. Тем более, что наша мама мало что рассказывает о своей жизни. Ну, я узнала, что у нее есть муж и сын – и всё. Никаких особых сведений о ее жизни, работе, о том, что она любит, о чем думает, там нет. Несколько фотографий, по которым мало можно что понять. Главное не изменилось – она по-прежнему не хочет с нами общаться. Как будто мы в чем-то виноваты. Как будто мы ее обидели так, что она всю жизнь не может нам этого простить. Почему? Почему она не хочет с нами общаться? Ведь мы выросли, мы не будем звать ее обратно – раньше я думала, что она не хочет возвращаться и поэтому не хочет никак с нами общаться. Чтобы мы ее не позвали, чтобы ей не захотелось вернуться.
Еще я думала, что у мамы какие-то проблемы с законом, поэтому она убежала. Например, что мама кого-то убила, например, случайно. И такое тоже я думала. Но, глядя на ее фотографии, трудно в это поверить. Хорошее лицо правильно живущего человека – так мне кажется. Человека, у которого всё в жизни есть, ничего больше не надо. Даже не надо общаться со своими собственными детьми. Наверное, надо все-таки написать ей еще раз и спросить. Сколько можно трусить? Сидеть, засунув голову в песок… Как часто Мариша мне это говорит, упрекая меня в трусости, малодушии, в том, что я овца. Но я вовсе не овца и не страус. Ведь я написала Саше правду, точнее не правду, а… Я запнулась внутренне от этой мысли. Как не «правду»? Я потерла лоб. Надо иногда отдыхать – полностью, от всех и от всего. Надо бегать на лыжах по пятнадцать километров, надо плавать в бассейне час без передыху, и тогда неправильные мысли куда-то уходят, они не выдерживают сильных физических нагрузок – этому, кстати, нас тоже научила мама. Мариша держит дома штангу и поднимает ее по утрам – не очень тяжелую, чтобы не потерять прелесть своей женской фигуры. А я бегаю два-три раза в неделю. У меня есть два маршрута – один старый, мимо Сашиного дома в том числе. Саша раньше ждал, когда я пробегу, и часто выходил как будто выбросить мусор – в его доме, как и большинстве старых домов в нашем городе, нет мусоропровода. И чмокал меня в щеку, как влюбленный подросток. И сам был счастлив от этого. И я была счастлива.
– Оля! Ты меня не слушаешь! – Вадик встал и расставил руки, собираясь, наверное, запеть.
Когда-то мой бывший муж неплохо пел, но петь перестал, потому что нашел более легкое и прибыльное занятие – продавать церковную утварь. Это мне рассказала все та же его добросердечная соседка, которая однажды обманом приводила ко мне своего сына, обнаружившего несколько лет назад, что существует иной мир – виртуальный, где он красивый, ловкий, стройный, быстрый на ответы, нравится девушкам; сын ушел в этот мир и возвращаться оттуда не собирался, существует в нем теперь все время, когда не спит. Читает что-то, дружит, работает, заводит новые знакомства, влюбляется, интригует, ревнует, играет, покупает что-то. Ко мне пришел, думая, что провожает мать к врачу. Разговаривать со мной не стал, посидел, посмотрел по сторонам, встал и ушел. Я посоветовала соседке взять хотя бы собаку из приюта, чтобы заставлять сына два раза в день выходить на улицу. Полный,
