Горечь и сладость любви - Наталия Николаевна Антонова
Он набрал номер Вериного телефона, и она тотчас отозвалась:
– Эдуард, – её голос дрожал.
Он не нашёл ничего лучшего, как спросить:
– Ты мне звонила?
– Ты называешь это «звонить»! – сорвалась она на крик. – Я чуть с ума не сошла от переживаний! Где ты был?!
– Как где, в мастерской, – ответил он недрогнувшим голосом.
– То есть?!
– Вера, извини, я забыл сотовый дома.
– Но почему ты не перезвонил мне?!
– С чего? В мастерской стационарного телефона нет.
– Ты мог бы выйти на улицу и попросить телефон у любого прохожего!
– Шутишь? – начал раздражаться он от чувства собственной вины.
– Ничуть!
– Вера! Не кричи! Я обещаю тебе, что этого больше не повторится.
– Ты мог бы вернуться домой, – никак не могла успокоиться она.
– Не мог я вернуться домой! – вырвалось у него.
– Почему?
– Я был занят! Увлечён! Полностью охвачен желанием!
– Каким ещё желанием? – подозрительно спросила она.
– Я писал! Писал! Я боялся оторваться и утратить пыл вдохновения! Понимаешь?!
– Кажется, да, – неуверенно проговорила она.
Эдуард только что облегчённо перевёл дыхание, как прозвучал новый Верин вопрос:
– Ты завершил свою картину?
– Нет, – честно признался он.
– Значит, будешь дописывать?
Он уже хотел сказать, «нет», как вовремя опомнился и ответил:
– Конечно, дорогая.
– Ладно, я не буду тебе мешать, – донёсся до Эдуарда повеселевший голос Веры, – отдыхай и продолжай свою работу.
– Как скажешь, – вздохнул он с облегчением.
– У тебя что-то не ладится с этой картиной? – снова забеспокоилась она.
– Нет, что ты! – с преувеличенным энтузиазмом заверил её Эдуард. – У меня всё отлично!
– До связи, любимый!
– До связи, моя маленькая фея!
После того как Вера отключила связь, Эдуард выпустил вместе с выдохом облегчения, казалось бы, весь воздух из лёгких и жадно вдохнул новый. Потом вытер пот со лба. Итак, опасность миновала, ему удалось оставить Веру в неведении. И больше он не будет вести себя как последний дурак.
Он понимал, что теперь ему нужно отправиться в мастерскую и начать писать новую картину, которая окончательно подтвердит правдивость его слов.
Выйдя на улицу, Эдуард почувствовал сильнейший голод и вспомнил, что ничего не ел с прошлого вечера. Не придумав ничего лучшего, он зашёл в то же кафе, в котором был пару часов назад.
Войдя в помещение, он увидел застывшую сцену: «К нам приехал ревизор». Правда, застывшие на некоторое время фигуры вскоре ожили и засуетились. Официант, подлетел к присевшему за столик художнику и спросил, чего он желает. Прилунин машинально заказал то же самое, что и утром. Официант покивал, как китайский болванчик, и исчез.
«Чего это с ним», – недоумённо подумал художник.
Официант же, влетевший на кухню, заявил:
– Там утрешний клиент желает всё то же самое, что заказывал утром.
Повар многозначительно хмыкнул, а помощник повара покрутил у виска.
– Это по большому счёту не наше дело, – прокомментировал ситуацию повар.
Народу в кафе ещё было мало, и вся обслуга собралась с интересом наблюдать за тем, что на этот раз художник сделает с едой.
Но, к их большому разочарованию, он съел всё до последней крошки. Разве что тарелки не облизал. Довольным остался только повар.
Расплатился за поздний завтрак или ранний обед – кто его знает, как правильно назвать этот приём пищи. Хотя Вера, скорее всего, назвала бы его вторым завтраком. А может, и полдником. Во всяком случае, так об этом думал Прилунин, настроение которого заметно поднялось.
Испортилось оно у него вновь гораздо позднее, когда, простояв несколько часов подряд с кистью в руках перед чистым полотном, он так и не сделал ни одного мазка.
Художник не мог понять, что с ним случилось. Почему его руки или голова противятся работе. Пусть не вдохновенной, но хотя бы механической.
Отложив кисть, он заварил себе кофе и незаметно для себя выпил целых три чашки. Во рту стало горько, мысли в его голове налетали друг на друга, как дворовые голуби, не поделившие крошку чёрствого хлеба.
«Что со мной?» – думал Эдуард. И боялся признаться самому себе в том, что вдохновение исчезло. Нет сил даже смотреть на мольберт. Ближе к вечеру ему стало ясно, что у него творческий кризис. Невелика беда, скажут многие, кому из творцов не приходилось с ним сталкиваться.
Но так могут говорить только незнающие люди, которые не испытали этого состояния полной опустошённости и беспомощности на своём собственном опыте.
Эдуард облизал губы, оторвал свой точно прилипший к серому пейзажу за окном взгляд и на ватных ногах поплёлся на кухню. Там налил себе воды прямо из-под крана в чашку и выпил её залпом.
На улице темнело. Скупой зимний вечер бросил на оконное стекло последнюю горстку бликов, оставшихся от скатившегося за горизонт солнца.
Идти домой не хотелось, и Эдуард, подумав про себя: «Да гори оно всё синим пламенем», – отправился в клуб. Своё паршивое настроение он решил сорвать на бармене. Подойдя к нему с мрачным видом, художник заметил, что бармен ему обрадовался:
– Привет, Прилунин.
– Привет-привет. Но скажи-ка мне, друг любезный, с какой целью ты вчера ко мне шлюху подослал?
– Какую ещё шлюху? – вытаращил тот на него удивлённые глаза.
– Девицу рыженькую, зовут Раиса. Отчества-фамилии не знаю, – процедил художник.
– Так это Раиса Ломакина!
– Что Ломакина, я сам догадался! – рявкнул Эдуард. – Ломаться она умеет! Но ты же знаешь, что я со шлюхами дела не имею, – Эдуард протянул руку и через барную стойку попытался дотянуться до бармена.
Однако тот успел вовремя среагировать и заорал в свою очередь:
– Ты чего, обкурился, что ли?! Какая тебе Ломакина шлюха?!
– А кто она, по-твоему?
– Нормальная девушка! Студентка!
– Комсомолка? Спортсменка? Красавица?
– Дурак! Тьфу на тебя! Ты знаешь, кто у неё отец?
– Вор в законе? – сердито пробормотал Эдуард.
– Бери выше! Депутат!
– Шутишь?
– Нет, правда, из местной городской думы, – бармен назвал уральский город, – а до этого бизнесом занимался.
– Где теперь его бизнес?
– В Караганде!
– Ты же сказал…
– Шутки разучился понимать, – не дал договорить ему бармен. – Бизнес Ломакин передал сыну, как я понимаю, дело семейное.
– Понятно. Значит, Раиса…
– Невинна, как слеза агнца, – усмехнулся бармен. А потом поинтересовался: – А ты что, дурак чёртов, отшил девушку?
– Она мне и задаром не нужна, – огрызнулся Эдуард.
Но Прилунин лгал самому себе. На самом деле он думал с некоторым сожалением, что Раиса оказалась совсем не той, за кого он её принял.
«Но разве это что-то меняет? – думал он. – Она посмеялась надо мной».
Выпив два коктейля, он уставился на танцпол, пытаясь высмотреть в толпе танцующих Раису. Но непрерывно прыгавшие разноцветные огни
