Не любовница - Анна Шнайдер
— Нет. — Он мотнул головой, но тут же исправился и кивнул. — Да, вроде того. Можно, я пойду с тобой? Пригласишь?
— Да вы вроде как уже… — пробормотала Оксана обескураженно, вообще не понимая, что происходит. Воскресенье, девять вечера. Что возле её дома делает Алмазов? Может, он позавчера что-нибудь у неё забыл? Хотя нет, вряд ли, Оксана бы заметила. Тогда в чём дело? Даже если какой-то срочный рабочий вопрос — мог бы позвонить или дождаться завтрашнего утра.
Шеф вошёл следом за ней в квартиру и, пока Оксана недоуменно хлопала глазами, никак не в состоянии сообразить, что ей делать, стащил с неё шапку, шарф и начал помогать снимать куртку. Деловито повесил это всё в гардероб, головной убор и шарф забросил на полочку, а потом…
… Потом опустился на корточки и начал расстёгивать Оксане сапоги.
— Михаил Бори… — кашлянула она, но не договорила.
— Можно просто по имени, Оксан, мы же не в офисе сейчас. — Спокойно расстегнул обе молнии и огляделся вокруг. — Где твои тапочки? Не вижу.
— В обувнице, на верхней полке. Я их всегда туда убираю, чтобы Ёлка не драла. У неё иногда бывает…
Почти отчаявшись найти какой-то смысл в происходящем абсурде, Оксана безропотно стянула расстёгнутые сапоги и надела протянутые тапочки. Только тогда Алмазов встал и начал раздеваться сам, постоянно бросая на Оксану до странности взволнованные взгляды. И если бы не тот факт, кем они с шефом друг другу приходятся и сколько обоим лет, она обязательно подумала бы, что у них первое свидание. По крайней мере, выглядел Михаил Борисович именно так — как подросток, который волнуется из-за встречи с девочкой.
Бред. Может, она по дороге домой попала в аварию, пока ехала в такси? И вот это всё ей просто-напросто снится?..
— Я вымою руки, хорошо? — поинтересовался Алмазов с неуверенностью, словно ожидая, что она будет протестовать.
— Да, конечно… А… — Господи, это же какой-то сюр, но не спросить Оксана не могла. — Вы голодный? Ужин… сделать?
— Голодный. — Шеф обрадованно кивнул и зашёл в ванную, а растерянная Оксана отправилась на кухню.
Разогревать в очередной раз ёжики она постеснялась, хотя одна порция ещё оставалась. Решила приготовить то, что собиралась вчера, — спагетти с фаршем и томатным соусом, быстро и вкусно. Оксана больше всего любила такую еду: чтобы сытно и аппетитно, но недолго готовить.
Через пару минут, когда на плите уже стояла и грелась кастрюля с водой, а в сковородке аппетитно шкворчали помидоры, щедро сдобренные оливковым маслом, солью, щепоткой перца чили и базилика, за стол сел Алмазов. Выглядел он настолько довольным, что Оксана невольно заподозрила подвох. И покосилась на его чуть влажные волосы — видимо, умывался, чтобы освежиться, и намочил.
Но ещё сильнее волос и довольного лица её поразил внешний вид шефа. Оксана никогда не видела Михаила Борисовича вне офиса и в иной одежде, кроме костюмов — даже в то утро неделю назад он щеголял в привычных брюках, — а сейчас он сидел перед ней в обычных тёмно-серых джинсах и тонком шерстяном свитере серо-голубого цвета, в тон радостно блестящим глазам.
Это был абсолютно домашний вид, полный такого уюта, что Оксана едва не опрокинула в томатный соус бутылку с маслом. Поспешно отвернулась и, нервно облизнув губы, глубоко вздохнула, пытаясь унять разбушевавшееся сердце.
Всё нормально, это ничего не значит, ничего особенного не происходит…
«Да-а-а?!» — ревела интуиция, наседая на вяло трепыхающийся мозг, но Оксана изо всех сил старалась не обращать на неё внимания. В конце концов, Алмазов же ничего не делает. Сидит, молчит. Точнее, молчал…
— У тебя что-то случилось? — неожиданно спросил Михаил Борисович, и Оксана удивлённо замерла. Как это он заметил?.. — Мне показалось, ты грустная.
— Вам показалось, — вздохнула она, но шеф не отставал.
— Брось. Вечер, выходной день, а ты откуда-то возвращаешься печальная. Ещё и в таком платье.
Платье… Да, точно, платье! Она же не переоделась. Так и бегает тут по кухне в своём ярко-бордовом коротком платье из тонкой шерсти. И в тапочках с заячьими ушами. Вот же… какой позор… Неудивительно, что Алмазов такой довольный. Видимо, сидит и ржёт над ней про себя. Нелепая тощая и мелкая девчонка, которая решила, что сможет покорить незнакомого мужчину хотя бы стройными ногами, но ничего из этой затеи не получилось.
Стало так обидно, что слёзы навернулись на глаза, и Оксана неожиданно чуть слышно всхлипнула, перемешивая фарш с томатным соусом.
Позади сразу скрипнула табуретка, а потом…
Алмазов встал рядом, развернул Оксану лицом к себе и, внимательно посмотрев в её расстроенное лицо, нахмурился:
— Точно что-то случилось. Тебя кто-то обидел?
— Да ничего не случилось, — она решительно вывернулась из его рук обратно к плите и продолжила мешать фарш. — Всё нормально. Сядьте, сейчас будем есть.
— Сердишься, — констатировал Михаил Борисович и, положив ладонь на её спину, отчего Оксана непроизвольно напряглась и застыла, ощущая, как по телу бегут чувственные мурашки, поинтересовался: — Не на меня?
Говорил он ласковым голосом, и так же ласково гладил спину. И с каждым этим движением у Оксаны всё сильнее плавился мозг, превращаясь в какое-то дрожащее от удовольствия желе.
Но что-то соображающее там явно ещё оставалось, поэтому, вместо того чтобы просто стонать и всхлипывать, она слабым голосом ответила:
— Нет. Ездила в гости к подруге, знакомиться с одним мужчиной. Я ему не понравилась. И неудивительно.
Ладонь Алмазова тут же замерла, словно на что-то наткнувшись.
— Что-о-о? — протянул шеф голосом, полным такого искреннего возмущения, будто Оксана заявила, что увольняется и с завтрашнего дня не придёт на работу.
— Да, — вздохнула она невпопад, схватила дуршлаг, кастрюлю и пошла к раковине — сливать воду. — В общем, вы не одиноки. Для него я тоже оказалась непривлекательной.
Оксана слила воду, добавила сварившееся спагетти в соус, начала помешивать, но почти ничего не успела сделать — Алмазов внезапно отнял у неё кулинарную лопатку, положил на разделочную доску, бесцеремонно выключил плиту и, вновь развернув Оксану лицом к себе, обнял. Прижал к себе настолько крепко, что она едва не задохнулась, уткнувшись носом в его крепкую и широкую грудь.
— Забудь эту х**, которую я сказал, — почти прошипел Алмазов, вжимая Оксану в себя, поглаживая по спине, зарываясь пальцами в распущенные волосы. — Забудь, я тебя прошу! Это всё неправда. Ты очень красивая. Очень, Оксан.
— Михаил Бо…
— Просто Михаил, — отрезал он, не
