Не любовница - Анна Шнайдер

Оксана чуть поджала губы и упрямо посмотрела на Алмазова. Этот взгляд умилил его до невозможности — такая решительная Птичка!

— Нужны. Я по крайней мере буду понимать… — Она на мгновение замолчала, а затем тихо призналась: — Мне хочется понять вас, Михаил Борисович.

Это прозвучало очень интимно, даже слишком интимно, и Оксана, кажется тоже это поняла, потому что отвела глаза и, сев на табуретку, поёрзала на ней, а потом сложила руки перед собой, словно школьница, готовая слушать учителя на уроке.

— Да там нечего особо понимать, — усмехнулся Алмазов, вновь ощущая неловкость. Тысячу лет уже не чувствовал себя подобным образом, думал, что вырос давно из этого чувства. Но перед Оксаной, такой чистой и искренней, не хотелось выставлять на обозрение грязь, в которой он давно и откровенно измазан. — Три месяца — максимальный срок, при котором женщина выдерживает так называемые отношения без обязательств.

— Да-а? — протянула секретарь, удивлённо округлив глаза. — Правда?

— Абсолютная.

— А вам не нужны… — Она запнулась, и он вздохнул. Захотелось самому себе дать по бедовой башке. Зачем обещал объяснить? Надо было отнекиваться, отшучиваться. А теперь у Оксаны начнётся новый виток неприязни к нему.

— Не нужны. Обязательства у меня в другом месте, перед детьми и на работе. — Оксана вновь начала отводить глаза, и Михаил, подавшись вперёд, схватил её за руку в каком-то порыве отчаяния. — Я тебя прошу, не надо думать обо мне хуже, чем я есть. Я никого не обманывал, все эти девушки были в курсе моего статуса с самого начала.

Рука у Оксаны была маленькой, тёплой и очень мягкой, она тонула в ладони Михаила, легко дрожа, и он, даже не заметив этого, переплёл вместе их пальцы.

— А… жена? — выдохнула Оксана, не пытаясь отнять руку. — Её ведь вы обманываете…

— Нет, — возразил Алмазов спокойно, накрывая их переплетённые ладони второй рукой. — Не обманываю.

Оксана наконец вновь посмотрела на него, и в её глазах плескался шок от услышанного. Но прежде, чем она успела задать очередной неприятный вопрос, Михаил решительно пресёк это, по-прежнему сжимая её руку:

— Хватит, Оксан. Дурацкая тема для разговора, ты только расстраиваешься, а мне не по себе. Давай лучше о чём-нибудь другом. Например… ты говорила, что делаешь кукол. Покажешь мне их?

Ему показалось, что Оксана даже испытала облегчение от смены темы, настолько резко изменилось её лицо, расслабившись и став более мягким.

— Конечно, покажу.

И уже после того, как Михаил допил чай и прошёл в комнату, чтобы посмотреть расставленных на спинке дивана вальдорфских кукол — всего семь штук — Оксана вдруг вспомнила о том, что объяснять ему хотелось ещё меньше, чем смену любовниц.

— А вы, между прочим, говорили, что расскажете, почему произнесли «Пти», когда вышли сегодня из кабинета. — Она оживилась, явно предвкушая что-то интересное. — Если я вас ужином накормлю. Я накормила, так что давайте.

И Михаилу ничего не оставалось, как признаться:

— Пти — это ты. Птичка. Я тебя так называю.

Настолько изумлённого лица он у Оксаны никогда не видел. Даже засмеялся, когда она что-то промычала и открыла рот, подняв руку и запустив пальцы в волосы на затылке, из-за чего её причёска немного растрепалась.

— Не обижайся только, — сказал он мягко, глядя на Оксану с улыбкой. — И пойдём в коридор уже, одеваться буду, пора мне.

— Я не обижаюсь, — пробормотала она, следуя за Алмазовым, как сомнамбула. — Это не обидно…

Михаил быстро переобулся, периодически косясь на озадаченную Оксану, и, надевая пальто, поинтересовался, продолжая лукаво улыбаться и надеясь, что от растерянности она ответит правду:

— Ну, а ты? Неужели никак меня не называешь? Наверняка дала какое-нибудь прозвище.

— Дала, — она кивнула, — «человек-антресоль»…

Алмазов расхохотался, громко и заливисто, и Оксана тоже хихикнула, наконец расплываясь в благодушной, но немного дурной улыбке.

И он не выдержал. Шагнул вперёд, опасаясь, что она отшатнётся, но нет — Оксана продолжала стоять на месте, — и вытащил из её волос заколку, заставив их рассыпаться по плечам и спине пышной кудрявой копной. И запустил туда ладонь, пальцами перебирая тёмные и мягкие пряди…

— Давно хотел это сделать, — произнёс Михаил негромко, балдея от удовольствия, и едва не застонал, когда Оксана прикрыла глаза, словно тоже наслаждалась его прикосновениями. — Нравятся твои кудряшки, Птичка.

Она улыбнулась, не открывая глаз, и у Михаила от этой улыбки зашлось сердце. Безумно захотелось поцеловать её, спуститься к подбородку и шее, стянуть с Оксаны футболку, накрыть губами нежную грудь…

Опя-я-ять. Опять эти сумасшедшие фантазии до боли в паху! И участившееся дыхание, причём — не только его, но и…

Неужели она тоже?..

— Пойду, — прохрипел Михаил, срочно отстраняясь, пока не натворил дел. — До завтра, Оксан.

Она вздрогнула, открыла глаза и посмотрела на него со смятением.

— Да… До завтра, Михаил Борисович.

Через несколько минут Алмазов уже шёл по двору к машине, чувствуя себя очень странно, потому что он вроде бы уходил из чужой квартиры в свою, но…

Ощущалось всё совсем наоборот.

Глава 45

Оксана

Несколько минут после ухода шефа она стояла и пялилась на входную дверь.

Что это было?

Нет, не так.

ЧТО ЭТО БЫЛО?!

Шеф действительно дал ей прозвище Птичка? Не Ворона, что было бы логичнее, а ласковое Птичка?!

Он на самом деле вытащил заколку из её волос, а потом стоял и трогал их с лицом маленького мальчика, которому подарили лучшую в мире игрушку?!

И наконец — Алмазов всерьёз заявил, что не обманывает свою жену?!

Вот последнее шокировало Оксану сильнее всего. Птичка — ладно ещё, в конце концов она уже поняла, что шеф хорошо к ней относится. А если судить по стихам, в нём живёт мальчишка-фантазёр, поэтому подобные прозвища не удивительны. И не обидны. Птичка — это мило. Пожалуй, даже слишком мило…

И заколка… Оксанины волосы всегда притягивали взгляд. Вот Алмазова и притянуло. Подумаешь, снял заколку, стал трогать. Ничего особенного!

А вот его слова о том, что он не обманывает свою жену… Они особенные, потому что абсолютно непонятные. Как можно изменять, но при этом не обманывать? Если только…

Неужели она в курсе?..

У Оксаны сбивалось дыхание и сердце колотилось, как шальное, когда она об этом думала. Правда, пока было непонятно, какой вывод можно сделать из этого утверждения. Алмазов не такой уж и подлец? Или наоборот? Поставил жену перед фактом, что будет изменять, а она и терпит ради