Пепел между нами - Маргарита Дюжева
— Он вообще-то весь день был с вами. Ушел полчаса назад, после того как Темку искупали и накормили. Я его самого еле заставила нормально поужинать, а то все скромничал.
Я почему-то не могу пошевелиться.
— В смысле весь день?
— А как ты думаешь, кто с Артемом все это время занимался, позволяя тебе спать? Он и гулять с ним ходил, и кормил, и за тобой присматривал.
Сквозь пелену в голове пробиваются размытые воспоминания о мужском голосе, который настойчиво заставляет то принять лекарство, то сцеживаться. Помню, как сильные руки поддерживали, когда, мотаясь шла до туалета. И как одеялом кто-то заботливо накрывал, тоже помню. А ее то ощущение, что не одна и кто-то рядом. Оберегая.
— Боже, — утыкаюсь лбом в ладонь, — у меня в голове не укладывается.
— Почему? — мама садится напротив, — он отец, и достойно справляется с этой ролью. Редко когда встретишь настолько сознательного молодого апашу. Чтобы и ребенок был чистый, сытый, спокойный, и сам без истерики и желания сбежать. Мне его сегодня прямо жалко было отпускать. Хороший…
— Мам, не надо.
Я в смятении. У меня не получается принять, что Краев-предатель и Краев-отец — это один и тот же человек. Один грубый и циничный, второй — заботливый. Это все он.
Душа гудит и вибрирует. Я разобрана, измучена, слаба, и бесконечно несчастна.
— Мне так плохо мам, — шепчу, едва справляясь со слезами, — вот здесь болит.
Прикасаюсь рукой к груди.
— Снова? — тут же тревожится она.
— Не снаружи, внутри. Сердце не на месте.
— Из-за Миши?
— Из-за него, — глотаю комок слез, — он обидел меня. Очень сильно. И я была уверена, что наши пути навсегда разошли. Лучше бы действительно никогда его больше не видеть. Я бы забыла, переболела. А оно видишь, как получилось… Не укроешься теперь.
— Не простишь?
— Да как простить, мам? — со стоном утыкаюсь лбом в ладони, — он предал меня. В душу плюнул и растоптал.
Она протягивает руку и ободряюще сжимает мое плечо:
— Не торопись, Злат. Время покажет, кто достоин прощения, а от кого стоит держаться подальше.
Я благодарна ей за то, что она не задает лишних вопросов, не выпытывает у меня что же на самом деле произошло, и чтобы не случилось — всегда будет на моей стороне.
Поужинав, я бреду в комнату к Артему. Невесомо целую его в макушку и ухожу. Мама не разрешает мне спать с ним:
— Этой ночью я дежурю, тебе надо окончательно поправиться.
Мне неудобно перекладывать это на родителей, но слабость действительно такая, что толку от меня мало. Поэтому покорно соглашаюсь, принимаю душ и ложусь спать.
Но прежде, чем провалиться в сон, отправляю Мише сообщение.
«Спасибо за помощь»
«Как ты себя чувствуешь?»
«Уже лучше. Только сил нет»
«Ложись спать»
«Уже. Спокойной ночи»
«Целую».
Я откладываю телефон в сторону и обессиленно прикрываю глаза. Мне больно. И я не знаю, куда от этой боли спрятаться. А еще такое чувство, будто потеряла саму себя.
Глава 19
Через пару дней, у нас состоялся разговор, к которому я оказалась не готова.
— Злат, — голос у Краева такой серьезный, что я невольно напрягаюсь, — я знаю, что у нас все… сложно.
— Но? — я прямо чувствую, что есть жирное, пульсирующее «но».
Тема «нас» запретна. Я не хочу говорить, спорить, что-то доказывать. Мне хватает того, что, глядя на него мучаюсь от воспоминаний о том, как у нас все было, и сожалений о том, как могло быть. Да, я вижу, что его кроет, вижу, как он смотрит, но не могу. И любые попытки заговорить на эту тему воспринимаю в штыки.
Разве существую слова, которые могут сгладить то, что произошло между нами? Убрать горечь пепла на губах?
— Я не удержался и рассказал своим родителям, что у меня родился сын. Прости.
Блин. Это совсем не то, что я ожидала услышать. Во мне вспыхивает протест, но я его придавливаю. Имеет право.
— И как они отреагировали?
Он неопределенно качает ладонью:
— С переменным успехом. Мать рыдала, отец в шоке молчал.
Втягиваю голову в плечи, почему-то ощущая, как сердце болезненно сжимается.
— Разочарованы?
— Тем, что не сказал раньше — да. И тем, что не привел тебя с ними познакомиться.
— Миш…
— Я объяснил, что у нас все…непросто. Не уверен, что у меня это полностью вышло, но вроде они поняли и приняли…Но просят познакомить с внуком.
Смотрит на меня, ждет решения, а в глазах такая тоска, что меня снова перетряхивает.
— Я не знаю.
Что я еще могу сказать? Это же не только Артему придется знакомиться со вторыми бабушкой и дедушкой, но и мне. А я не готова.
— Я не уверен, что стоит их приглашать сюда…
— Не надо! — поспешно выкрикиваю я.
На одной территории с моими родителями и с его, я точно не выдержу. Это слишком. Будто на смотринах перед свадьбой, которой никогда не будет.
— Можем на прогулке, — с сомнением произносил он.
На улице холодно. Зима еще цепляется за свои права. Холодно, ветрено, гололед. Мы выходим каждый день на полчаса, и ребенок закутан так, что только щеки наружу торчат. Вряд ли такое знакомство кого-то устроит. Краев это прекрасно понимает, поэтому предлагает еще вариант:
— Или можем съездить к ним.
— Может повременим? Пусть сын подрастет. Пойдет в сад.
— Давай уж восемнадцатилетия дождемся, тогда сам к ним сходит. Если еще будет к кому идти, — не скрывая горькой иронии, выдает Миша.
Я понимаю, что это неправильно, что нельзя из-за своих обид лишать сына родственников. Они тоже его семья, хочу я того или нет. И уверена, что любить его будут и баловать. Но как справиться с собственным сердцебиением?
Я сама сказала Мише, что он может быть с ребенком. Это мое решение, и теперь идти на попятный из-за трусости — глупо.
— Когда ты хочешь к ним съездить?
— Как тебе удобно. Они готовы принять нас в любой момент.
Я закрываю глаза. Почему все ко всему готовы, а мне хочется спрятаться в раковину и никуда не выходить?
Чтобы не тянуть кота за хвост, и не мучать себя сомнениями, соглашаюсь:
— Хорошо. Давай в эти выходные, только предупреди сразу, что мы ненадолго. Придем, покажемся, познакомимся и уйдем. Артем еще слишком мал, чтобы ходить по гостям.
Будь он постарше, я бы не задумываясь, отпустила его с отцом, а сама держалась бы в стороне. Но увы, это не наш вариант, а, значит, придется работать с тем, что есть.
Получив мое согласие, Миша
