Проданная монстру - Ева Мелоди
– Буду очень рада, если ты попробуешь позаниматься с детьми. Даже если это будет всего на неделю, неважно. У каждого должен быть шанс сделать что-то доброе в этой жизни, – уверенно говорит Мариса.
– Спасибо… Это так приятно.
– А что ты умеешь? Какая у тебя профессия?
– Я фотомодель, – усмехаюсь иронично, понимая, как глупо это звучит в этих реалиях. Для малышей, чьи родители с утра до ночи трудятся на рисовых полях, вряд ли интересна профессия модели. Это абсолютно бесполезный навык для здешних. – Хотя…, – добавляю, подумав немного. – Я неплохо рисую. Наверное, могу дать урок живописи. И еще… позаниматься английским. Я его неплохо знаю.
– Отлично, – широко улыбается Мариса. – Тогда ждем тебя завтра, в десять утра. Будет твой первый урок живописи.
* * *
Мне очень понравилось работать в этом центре, как ни странно, но моя профессия все же пригодилась. Не знаю, как вышло, но я провела пару уроков по макияжу, местные девочки десяти-двенадцати лет были в восторге от моих навыков. Я произвела почти фурор. Теперь они не желали, чтобы я преподавала рисование. Мариса, в результате, пришла ко мне и предложила принять участие в организации показа мод. Так что карточка Бахрамова, которую он щедро мне оставил, и правда стремительно пустела. Приходилось все время докупать какие-то мелочи, ткани, ленты, косметику. Зато я была теперь занята по уши, чувствовала себя востребованной, нужной. Можно сказать, даже перестала тосковать по несбыточному медовому месяцу.
* * *
Пролетело почти полторы недели, когда вернулся Давид. Разбудил рано утром, еще не рассвело даже. Просыпаюсь от прикосновений его горячих ладоней. Издав стон, переворачиваюсь на спину, выгибаюсь, открываю глаза.
– Надеюсь, ты банкрот, потому что только это может оправдать тебя в моих глазах, – произношу сонно.
– Типун тебе на язык, детка, – усмехается Бахрамов. – Тебе не кажется, что это слишком жестоко?
– Нет, не кажется. Ты привез меня в свадебное путешествие, и оставил одну почти на две недели, оправдываясь какими-то делами. Мне не кажется это достойным оправданием, если только ты не стал нищим.
– А если я правда стал нищим? Тогда ты меня бросишь?
– Нет, – вздыхаю притворно. – Я же обещала быть с тобой в горе и в радости.
Давид нависает сверху, вжимая меня в постель. От него пахнет свежестью, он обнажен, кожа влажная, видимо он только что из душа.
– Как бы мне хотелось верить в это, детка…
Его губы накрывают мои, сначала нежно, но страсть и напор быстро нарастают.
– Я говорил, что без ума от тебя, Штольман? Ты нереальная красавица…
Нельзя забывать, что я сердита на него… Но сейчас мои мысли в полнейшем хаосе. Особенно, когда его рот обрушивается на мои губы в жадном поцелуе. Меня охватывает сильнейшее желание, и одновременно чувство облегчения. Как же я соскучилась по его сильному телу, по грубым поцелуям, безудержной страсти, которую только Давид мог мне подарить.
Своим страстным поцелуем Бахрамов заявлял на меня все права, его язык ворвался в глубь моего рта, заскользил по моему языку. Щетина царапала кожу, но мне это безумно нравилось.
Скольжу ладонями по широким плечам, мускулистым рукам, широкой груди. Забываю обо всем на свете, претензиях, обидах, меня оглушает стук собственного сердца и охватывает полное безрассудство.
Отстранившись на мгновение, Давид запускает пальцы мне в волосы, и целует так жадно, словно хочет съесть. Отстранившись, оглядывает мое раскрасневшееся лицо, с мрачным удовлетворением.
– Посмотри на меня, детка. Посмотри, в кого ты меня превратила.
Потемневшие глаза блестят от желания. В них замечаю нечто настолько глубокое, темное, что сердце сжимается. Давид снова наклоняется к моему лицу и покрывает легкими поцелуями. Затем его губы скользят ниже, касаются подбородка, шеи. От чувственных прикосновений меня пробивает дрожь. Хватаю воздух ртом, мое тело точно оголенный нерв, пульсирует и содрогается от напряжения. Как же я истосковалась по нему, настолько отчаянно, словно год прошел, а не чуть больше недели… Давид легонько касается языком моей груди, дразнит, то лаская, полизывая, то втягивая в рот, затем дарит ласки другому полушарию, заставляя стонать от наслаждения и извиваться под ним. Стискивает мои бедра, и вот я уже едва не задыхаюсь, отчаянно жду, когда он прикоснется к самому чувствительному месту. И когда это происходит, вцепляюсь ему в плечи.
– Шелковистая… влажная… сладкая, – хрипло произносит Давид. – Ты сводишь меня с ума, детка…
Кончики его пальцев продолжают гладить клитор умелыми движениями, которые сводят меня с ума. Пламя, бушующее в крови, становится еще горячее. Пальцы погружаются глубже, и я вскрикиваю от наслаждения.
– Что такое, милая? Тебе нравится? – подразнивая шепчет Давид.
– О да, – шепчу в его раскрытые губы, когда он находит заветную точку, от которой по телу разносятся миллиарды импульсов. Придавливает сильнее, и начинает ласкать настойчивее, и я понимаю, что сейчас умру от невозможного, нестерпимого кайфа.
Зачарованно смотрю на любимого, как у основания смуглой шеи бешено пульсирует жилка. Подаюсь вперед, чтобы поцеловать ее, обвиваю его шею руками, покрываю поцелуями. Наклоняюсь ниже, опускаю взгляд на набухший до огромных размеров член, возбужденный до предела. Затем, еще больше склонившись, касаюсь губами горячей каменной плоти, чувствуя, как сначала Давид замирает, а потом судорожно втягивает воздух.
– Не могу больше ждать… – он толкает меня на постель. Ложится сверху и тут же погружается в меня. С яростной быстротой, так сильно вжимаясь, буквально чуть ли не расплющивая, входя на полную, очень глубоко. Открываю рот, жадно ловлю воздух. Вскрикиваю, и тут же губы Давида накрывают мои. Его губы и язык влажные, обжигающе горячие, и я отвечаю на поцелуи с такой же неистовой страстью, захлебываюсь стонами. Выгибаюсь навстречу неистовым толчкам. Давид продолжает покрывать поцелуями мою шею, рот, груди. Его рука проникает меж наших сомкнутых тел, снова сводя с ума умелыми касаниями. Зарываюсь лицом в ложбинку между его шеей и плечом, обвиваю ногами его бедра, дрожу, пронзаемая электрическими импульсами невероятного экстаза.
С каждым его движением удовольствие нарастает. Мы оба мокрые от пота, кожа едва уловимо покалывает. Задыхаюсь от напряжения, чувствуя приближение взрыва. Волны удовольствия разносятся жидкой лавой по всему телу. От силы взрыва у меня, кажется, даже сердце на секунду останавливается. Это ни на что не похоже, пара мгновений полной невесомости, я словно на границе двух миров, реальности и забвения, рая и ада. А затем неумолимый распад на множество частиц. Стон Давида, его последний толчок и я чувствую внутри мощную струю его семени, это последнее
