Элис Петерсон - Все ради любви
Я показываю ему фотографию в своем телефоне – маленькие цветы, свешивающиеся вниз, словно колокольчики.
– Ага, лепестки похожи на змеиную шкурку, – подмечает Уорд.
– Большинство цветов распускаются весной, но эти я всегда видела в Ситтингборн-Парке летом. Моя бабушка обожала цветы.
Уорд смотрит на картинку сосредоточенно.
– Ну да, а лепестки как будто шахматная доска.
– Ага. Их название происходит от латинского слова fritillus, что в переводе означает «коробочка для игральных костей».
Я замолкаю, поняв, что речь моя уж очень напоминает бабулину.
Уорд удивлен:
– Ну ты и хвастунья. Твоя бабушка так всегда разговаривает?
– Да. Разговаривала.
– Прости.
– Она меня воспитывала. Мои родители погибли, когда я была маленькой.
Уорд не может подобрать нужных слов.
– Прости, – снова говорит он.
– Это было давно. А вот дедуля мой жив, он живет в Корнуолле.
Я рассказываю Уорду вкратце о своем детстве, как дедушка сидел в своем кабинете, читал сценарии и одну за другой ел конфеты из двухэтажной коробки. Я тоже их ела, а потом подкладывала вместо них камушки, обернутые в золотую фольгу. Уорд смеется вместе со мной, говоря, что больше никогда не принесет в офис конфет.
– А вы, Уорд? – Мы с ним то на «ты», то на «вы», но не фиксируем переходы, уж как получается…
– Я единственный ребенок в семье. Мой папа умер, – говорит он, немного волнуясь. – А мама живет слишком близко от меня. Если выражаться конкретнее – буквально в нескольких шагах, за углом. И в плане мнительности даст сто очков вперед даже Грэму. Ей одиноко после смерти отца. Они никогда не были счастливы, но по крайней мере в доме был еще кто-то, кроме нее, и мог помочь ей с походами к врачу.
Раздается звонок. Я вижу на экране его телефона слово «Марина», и мне становится плохо: я же забыла передать ее сообщение!
– Привет… Прости, я был на встрече.
Уорд смотрит в мою сторону.
– Я не могу сейчас говорить, Марина. Скоро приеду.
Он разговаривает с ней холодно. Отстраненно. Я глажу Спада, отвернувшись к окну; только бы Уорд не подумал, что я подслушиваю.
– Обязательно говорить об этом прямо сейчас?
Уорд несколько раз бьет ногой в пол.
– Давай потом, а?
Он прилагает большие усилия, чтобы не повышать голос.
Когда он кладет трубку, я говорю:
– Простите, пожалуйста, я забыла совсем…
– Все нормально.
– Что?..
– Дженьюэри, все нормально.
Уорд кидает свой мобильный в портфель, хлопнув крышкой.
– Кстати, я хотел спросить, как прошла встреча с новой подружкой Дэна? – интересуется он, явно все еще думая о Марине. Наверное, они будут ругаться, когда он вернется. Он что, ей изменил? Я представляю, как она режет его костюмы ножницами и выбрасывает из окна его вещи.
– Замечательно, – отвечаю я.
Это было даже не в прошлые выходные, а больше двух недель назад.
Он смотрит на меня, почти улыбаясь.
– «Прекрасно» – значит «ужасно», так?
– Она очень милая, – уклончиво признаю я.
Приехав домой, Айла без устали повторяла, что они «шикарно провели время».
– Она такая клевая, мамочка, тебе бы она очень понравилась!
Дочь показала мне фото причесок, которые сделала ей Фиона. Они поплавали в бассейне, а потом вместе испекли пирожные с заварным кремом, и Фиона упаковала те, которые они не съели, в специальную коробочку, чтобы Айла могла забрать их домой. Оказалось, что Дэн и Фиона встречаются уже целый год. Дэн сказал, что они с ней собираются съехаться, уверяя меня, что на нашем укладе жизни это нисколько не отразится: он по-прежнему будет проводить каждые вторые выходные с дочерью.
– Должно быть, тебе трудно, – говорит Уорд, прочитав мои мысли. – Ты хочешь, чтобы у Айлы были хорошие отношения с Фионой, но в то же время где-то в глубине души надеешься, что она выглядит, как Фиона из «Шрека».
Я облегченно вздыхаю.
– В точку. Глупо на самом деле.
– Вполне по-человечески.
– Остановите где-нибудь здесь, пожалуйста, – говорю я водителю такси.
– Хороший сегодня день, – провожает меня Уорд, открывая мне дверь, и я ловлю аромат лимона и базилика, смешанного с пивом. Почему-то очень соблазнительный купаж.
Я останавливаюсь, увидев в окне дома лицо дочери.
– Это, должно быть, и есть Айла, – предполагает Уорд.
Айла машет нам рукой.
– Вот, – говорю я, протянув Уорду деньги и надеясь побыстрее ретироваться домой. Но он отталкивает мою руку. В момент, когда такси уже готово вот-вот отъехать, открывается входная дверь, и к нам идет Айла с тарелкой кексов в руках. Я смотрю на Уорда – странность в ее походке не укрылась от его взгляда.
– Смотри, мама, – говорит Айла. За ней следом выходит Руки, ее светлые волосы собраны в пучок и заколоты шпильками. На ней мини-юбка и летние эспадрильи.
– Айла, осторожнее, не упади. Хватит с нас сегодня бедствий! – улыбается Руки.
– Я упала на кухне, мама, – докладывает мне Айла. – Когда вытаскивала из духовки кексы.
Она смеется и несется к окну Уорда, предлагая ему кекс. Удивленный, Уорд открывает дверь. Я знакомлю их друг с другом. Айла немного сутулится, наклонив голову в сторону, а потом говорит:
– А вы тот самый большой босс.
Она хихикает.
– Айла! – вскрикиваем мы с Руки одновременно.
Уорд, явно заинтригованный, отвечает:
– Наверное, так это можно сформулировать без видимых оскорблений.
Айла подносит ему тарелку с кексами.
– Я их уронила, но они очень вкусные.
– «Прекрасно» – значит «ужасно», так? – бормочу я в его сторону, пытаясь не рассмеяться. Уорд звучно облизывается. Айла подходит к водителю, предлагая и ему угоститься:
– Лимонные, с кремом.
– Считайте это чаевыми, – говорит Уорд водителю. Он внимательно смотрит на Айлу и возвращается взглядом ко мне, как бы говоря: «Ты ведь мне чего-то не сказала?»
Пока мы с Айлой идем в дом, я спиной ловлю взгляд Уорда. Такси отъезжает и скрывается вдали. Он словно влез в ту часть моей жизни, которую я вряд ли когда-нибудь хотела бы ему открыть, в любом случае точно не сейчас. Я не хочу, чтобы он меня жалел; чтобы в его голове я была исключительно несчастной матерью-одиночкой, воспитывающей ребенка-инвалида. Я не хочу, чтобы он приехал домой и тут же рассказал жене: «Бедная, ее родители погибли, когда она была маленькая, ее воспитывала помешанная на цветах бабушка, и к тому же ее ребенок никогда не сможет нормально ходить. У нас по сравнению с ней вообще нет проблем!»
Раньше я ненавидела такое отношение к нам. Мамочки в детском саду всегда норовили мне сообщить, что-де вот в плохой день как подумают о нас с Айлой, так и сразу становится легче. С Лиззи мы договорились, чтобы такого она мне не говорила никогда, иначе я очень сильно обижусь. Я никогда не нуждалась в чьей-то жалости; мне она ни к чему. Айла – мое счастье. И сама Айла счастлива.
