Элис Петерсон - Все ради любви
Айла уже ходит, и это хороший знак. Она встает, и если рядом никого нет или есть только я, то может даже пройти из одного конца комнаты в другой. Но когда моя девочка оказывается рядом с другими малышами, она опять начинает ползать, как человек, сидящий на диете, срывается и начинает снова питаться, как обычно. И выговаривает она пока что только отдельные слова, например «ап» или «сок». Айла может повторить за мной «зубная паста», но сама ни за что не скажет. Другие дети в ее возрасте уже могут связывать слова в короткие фразы – ну вот, опять я сравниваю.
Мою дочь не особенно интересуют игрушки или книги и даже телевизор. Единственное, что она действительно любит (помимо еды, конечно), – это плавать. В оранжевых нарукавниках и розовом купальнике она выглядит как никогда счастливой – плещется и визжит от радости! С каждым днем Айла все прекраснее – у нее роскошные каштановые кудри и веселые голубые глаза. Нас зовут, и я снова возвращаюсь в реальность.
Педиатр, доктор Фрай, миниатюрная женщина с волевым подбородком. У нее короткие волосы, на лице никакого макияжа, только очки – серьезная донельзя. Я пытаюсь усадить Айлу, но она уже беспокойно болтает ногами. Доктор Фрай с места в карьер рисует круг на листе бумаги и тут же пихает его под нос Айле – нужно, чтобы та перерисовала его. Может быть, она шикарный специалист, поэтому вежливость не обязательна? Айла сползает со стульчика, глядя на доктора Фрай так, как обычно смотрят дети, когда они тебя не узнают или не уверены, нравишься ты им или нет. Доктор Фрай тычет в листок бумаги.
– Давай.
Я копаюсь в сумке, достаю кусочек сушеного финика.
– Ну же, Айла, давай нарисуем доктору хороший кружочек? – говорю я.
– Не весь же день нам тебя ждать? – добавляет Фрай.
Отчаявшись, я прошу Айлу взять карандаш.
– Это как солнце или луна. А если нарисуешь, я угощу тебя тортом.
– Тортом, – повторяет Айла, взяв карандаш, и чертит линию через рисунок и стол докторши. – Ха-ха!
Ее маленькие плечики ходят туда-сюда, когда она заливается звонким смехом.
Доктор Фрай бросает взгляд к одной розовой каракуле поперек страницы, а я извиняюсь за то, что Айла испачкала стол, и заверяю доктора, что все это можно оттереть. Затем она показывает Айле книжку-раскраску с животными.
– Что это, Айла?
Я хочу, чтобы она сказала «корова», она знает, что это корова, но…
– Как мычит корова? – спрашивает Фрай, а сама в это время что-то пишет у себя в блокноте.
Тишина.
– Торт, – говорит Айла, глядя на меня.
Опять тишина.
– Ты же знаешь, как мычат коровки, доченька! – говорю я, качая головой. – Вот так «Му-у»…
Доктор Фрай еще что-то пишет. Конечно, что-то нехорошее.
Айла морщится. И отталкивает книгу. Доктор Фрай поднимает голову.
– Почему она плачет?
– Это я виновата. Она голодная. Не надо было говорить про торт.
Я даю Айле еще кусочек, на этот раз сушеного ананаса.
Потом доктор Фрай кладет один на другой три цветных кирпичика, затем разбирает их и просит Айлу повторить за ней.
– Все эти тесты нужны, чтобы понять, нормально ли идет процесс развития, – поясняет доктор Фрай.
Айла кидает кирпич на пол.
– Она просто хочет есть, – объясняю я. – Обычно она все это делает, правда.
Доктор Фрай, явно раздосадованная, прикрепляет свои записи на планшет, а потом объявляет, что осталось последнее обследование – клинический осмотр. Каким-то образом мне удается положить пинающуюся Айлу на койку в углу кабинета. Расстегиваю ее одежду, и теперь она остается в одном лишь подгузнике. Со своими тонкими ножками Айла выглядит такой хрупкой.
– Нет! – протестует она, когда доктор Фрай берет ее за ногу. Я прямо чувствую ее отчаяние, которое она не может выразить словами – Айла терпеть не может, когда ее кто-то трогает.
– И что, это все? – говорю я, когда внезапно доктор объявляет, что осмотр окончен. Это ведь не единственный ребенок, который так себя ведет, да, доктор Фрай? Айле всего полтора года! – Доктор Фрай, а что дальше?
– Нужно показать ее хирургу – у нее не гнутся ноги. Потом необходим будет осмотр в Детском медицинском центре.
Она совсем ничего не говорит о том, что может быть не так. Доктор уже собирается пригласить следующего пациента, но тут я кладу руку ей на плечо.
– Доктор Фрай, – произношу я спокойно. – Как вы думаете, у моей дочери… ДЦП?
– Давайте не будем спешить с выводами? Миссис Портер, входите! – Фрай оглядывает приемный покой.
– Я немного об этом читала, и у Айлы… – начинаю я.
– Прошу прощения, мисс Уайлд, у меня еще здесь много пациентов помимо вашей дочери.
Проходит два месяца. Айле все сложнее двигаться, и я не могу не волноваться.
Даже мои родственники и друзья больше не пытаются меня успокоить. Бабуля переживает больше остальных – ее беспокойство слышно даже по телефону. Вечерами я просиживаю за ноутбуком, читая всю информацию, которая есть про церебральный паралич в Сети. Когда я прихожу к доктору, я сообщаю ему свои соображения, чтобы он развеял мои опасения. Нет, эти уродливые, страшные слова не должны иметь к моей дочери какого-либо отношения. Но доктор лишь предлагает дождаться результатов остальных исследований. Как и доктор Фрай, он не хочет рассказывать ничего.
Перед тем как Айле исполняется два года, она проходит месячное обследование в Детском медицинском центре. Каждую пятницу мы оказываемся в просторном медицинском покое, где десятки таких же детей и родителей, и туда-сюда снует множество врачей: физиотерапевтов, профпатологов, логопедов. Уже три недели мы ходили сюда, и сейчас последнее обследование – сегодня доктор вызовет к себе отдельно каждого пациента и подробно расскажет свои соображения по каждому случаю. Собственно, сегодня мы узнаем диагноз Айлы.
Я оглядываю помещение. Здесь повсюду игрушки, а посередине стоит деревянная скамейка, рядом лежат несколько синих матов. Небольшие квадратные столики завалены кусками пластилина, книгами, листами бумаги и карандашами. Сначала Айле было некомфортно среди такого количества детей, она была настолько ошеломлена шумом, что все время смотрела на меня, чтобы успокоиться. Ей понравилось лишь одно занятие – все вокруг перемазать пластилином.
Некоторых детей здесь привели отцы, и, увидев их, я сразу думаю о Дэне. Не проходит и дня без мыслей о нем. Иногда мне хочется на него злиться; иногда мне грустно, что у Айлы нет отца. Когда другие мамочки спрашивают меня про отца Айлы, мне сложно объяснить им, так что я просто отвечаю, что мы разошлись. Хотелось бы, чтобы мы с Лукасом были ближе – может быть, тогда дядя из него бы получился куда лучше. В последний раз, когда он приезжал в гости и Айла забралась к нему на колени, он выглядел испуганным. И ему было явно некомфортно смотреть на то, как она ходит.
