Лина Дорош - Очки для секса
Аня и Майя заглянули в большую картонную коробку из-под телевизора. Там сопели три карамельных комочка. А один комочек сидел. И тявкал. Его штормило, в смысле качало, потому что комочек засыпал на ходу. Малявка качалась, но держалась из последних сил, чтобы не упасть. И сидела. И тявкала с закрытыми глазами. Хозяйка достала её из коробки и положила на пол. Она сразу перестала тявкать, упала плашмя, проползла сантиметров двадцать и уснула. Половицы перестали скрипеть.
— Ну вот! Говорю — характерная дамочка, — хозяйка чувствовала неловкость, — остальные хорошие, спокойные: не скандалят, не вредничают. И мальчики есть. Вот эти два — посмотрите.
Аня с Майей смотрели на спящее упорство.
— Мы Вам позвоним, — сказали они, выходя из квартиры.
Хозяйка расстроилась. Майя и Аня вышли на улицу.
— Какой у нас следующий адрес? — Аня стала искать бумажку с координатами заводчиков. — Май, мы, конечно, решили, что надо посмотреть всех и только потом спокойно, но…
Майя прервала подругу:
— Да Жужа это, Ань, Жужа, и другой Жужки нам не найти.
Они резко развернулись и пошли в квартиру с поющими полами. В общем, вечер встречали уже три девицы: Майя, Аня и Жужа.
— Май, слушай, — Аня чесала пузо балдеющей после купанья Жужки, — Ульку, видимо, тоже вам придется оставить. Вальке она нравится, как я её у него заберу?
— Ань, ну если я на собаку согласилась, то уж против улитки неужели буду возражать? — Майя чесала Жужку за ухом.
— Ну, мало ли… Улька классная, но такая шумная…
— Зато Жужка у нас тихая… — Майя смотрела на вновь прибывшую с обожанием.
Так стихийно сложился четкий режим: утром покормить Жужку, погулять с ней, сфотографировать и — в больницу к Вальке. Потом забрать Жужку и вести ребенка в пригород — гулять в дворцовых парках. Потом Жужка дрыхла дома, а подруги отправлялись вечером кататься по каналам.
Глупо. Конечно, глупо было рассчитывать, что среда 10 октября не наступит в этом году. Году торжественном. Тридцать лет! Вопрос: что с ними делать? Аня задала на всякий случай этот вопрос Майе вечером 9 октября.
— Солить. Без уксуса главное, — Майя резала на салат огурцы и помидоры.
— Еще варианты есть?
— Сахарить, — Майя лила в салат масло, — но могут забродить, если не в холодильнике держать.
— Май, а ничего, что я готовить не умею?
— Тогда можно одеяло сшить — печворк.
— Я и шить не умею…
— Что по хозяйству можешь?
— Крестиком вышивать, — Аня подумала, — в детстве могла.
— Ань, тогда плюнь и выбрось — в хозяйстве они тебе без надобности!
— Тогда с утра я занята, потом встречаемся и идем к Вале, потом — по ситуации.
— По ситуации — не по ситуации, а кефиру на послезавтра я куплю.
Утро 10 октября наступило тихо. Аня проснулась. В квартире тишина. На полу в вазе букет тюльпанов. Майи не было — чуткая. Аня прислушалась. «Страшно» не наступало. Она пошла на кухню — там тоже «страшно» не гремело посудой. Кофе тихо сварился и тихо выпился. Майка не звонила. И вообще никто не звонил. Аня подумала: «Странно… Странно, что раньше мне не приходило в голову отключать телефон накануне вечером». Оказалось так просто, чтобы утро 10 октября было тихим.
Ане захотелось подарков. В голове родился план: Русский музей, купить картину-рыбу на Невском и, если останется время, то придумать что-нибудь третье. Музей её пустил. Долго и хаотично ходить по залам она не стала, а целенаправленно спрашивала:
— Как пройти к Малевичу?
Служители музея ей показывали. Зал оказался небольшой. Черный квадрат — сразу напротив входа. «Да, действительно, черный. И квадрат. И всё! Мысли по этому поводу? Нет. Эмоции? Нет. Может, со второго взгляда?» Аня обошла зал и опять вернулась к квадрату: «Черный-то черный, а почему белый какой-то, жёлтый? Как-то неопрятно…» Аня второй раз обошла зал и опять вернулась к квадрату: «Нет, ты всё-таки объясни, что я должна в тебе увидеть? Какой тайный неведомый мне смысл? Не ви-дю! Может, если бы белый был белым… Может, всё потому, что не люблю жёлтый цвет? Или света не хватает? Не будем доводить отношения до кризиса». Аня вышла из зала, но уходить из музея без подарка была не готова и пошла бродить по сувенирным лавкам. Всё одно и то же, одно и то же, и вдруг — в витрине черная сумка с тремя красными квадратами.
— Можно посмотреть сумку?
— Она не продается — выставочный экземпляр.
— А посмотреть её можно?
— Смотрите, но она не продается.
В витрине еще лежали блокноты, обтянутые той же черной тканью и с теми же тремя красными квадратами.
— Сумка и блокноты — по Малевичу, — безразличным голосом сказала продавец.
— Что Вы сказали?
— Говорю, называются эти вещи «По Малевичу».
Аня взяла сумку в руки. Черная прямоугольная почти авоська. Только ручки не узкие, а широкие и длинные. Красный подклад внутри, два красных и белый квадраты в одну линию по низу сумки — снаружи.
— По Малевичу говорите, — Аня не выпускала сумку из рук.
— По Малевичу, но этот экземпляр я продать не могу.
— Знаете, я только что почти поссорилась с черным квадратом самого Малевича, помогите навести мосты, чтобы окончательного разрыва не произошло?
Продавец внимательно посмотрела на Аню и уже менее официально сказала:
— Я правда не могу — выставочный экземпляр должен находиться в витрине.
— А, кроме конфликта с Малевичем, у меня сегодня еще и день рождения, представляете? Мне очень нужна эта сумка! Вы не представляете как!
Продавец колебалась.
— Давайте я её просто куплю и блокнот тоже? А Вы закажете новый выставочный экземпляр, — Аня говорила спокойно и безапелляционно, возражать ей было бесполезно.
Это всё равно что уговаривать танк. Уговаривать не ехать, когда у него задание, и он уже едет. Бежать рядом и уговаривать, чтобы он не ехал. Продавец это поняла. Просто представила и всё сразу поняла. И сдалась. Когда Аня повесила новую сумку на плечо, она почувствовала, что связь с черным квадратом установлена. Только через черный прямоугольник с красными и белым квадратиками понизу в качестве принимающих антенн.
Аня вышла на улицу. Как ни манила Итальянская улица совершить по ней прогулку, Аня не повелась — перешла её и гордо двинулась к Невскому. У неё возникла другая забота. Теперь её терзали сомнения: покупать или не покупать «рыбу», которая обитала картиной на Невском. Она не подходила к новой сумке ни по размеру, ни, главное, по цвету. Надо было где-то подумать, а лучше всего это делается высоко над землей. «Быть в Питере и не подняться на Исаакий? В своё тридцатилетие я должна оказаться на высоте». С этими мыслями Аня покупала билет на смотровую площадку. Трудности подъема забылись, когда она увидела тылы ангелов, правда, не самых верхних ангелов, но довольно высокого полета. Людей отсюда почти не видно. Видны крыши, опять крыши, шпиль, река. Аня достала новый блокнот.
