Наталья Потёмина - Зачем тебе любовь?
Ленка хотела было укрыть Малыша и пойти на кухню мыть посуду, но почему-то раздумала и, сбросив с себя халат, легла с ним рядом. На этот раз он даже не шелохнулся, и Ленка, осмелев, придвинулась ближе и прижалась грудью к его спине.
Спина была холодная и влажная, словно Малышу только что сбили температуру. Горячка отступила, кризис миновал, и только хороший многочасовой сон мог восстановить силы больного. Под действием живительного Ленкиного тепла тело Малыша согрелось и высохло. Ее рука легла на его бедро, ее ноги сплелись с его ногами, она закопалась лицом в его кудри и вскоре легко и незаметно, впервые за многие дни забылась крепким и по-настоящему спокойным сном.
Но сновиденья к ней пришли не сразу. Сначала глубокая черная дыра засосала ее в свое чрево и оставила ночевать там, на самом дне, без еды, воды и фонарика. Но страшно не было, напротив, было легко и беззаботно. Настолько беззаботно, что этот непредвиденный полуденный обморок мог бы на равных соперничать с любым из ее детских снов за право быть лучшим.
Потом откуда-то сверху появился неясный синий свет, и Ленка увидела, как вдали, на освещенной луной поляне, какие-то мишки, зайчики, куклы и крокодилы играют друг с другом в догонялки.
И тут Ленка сообразила, что действие разворачивается не на самом деле. Игрушки были не настоящие, а нарисованные на обоях в детской, и какой-то невидимый аниматор упорно заставляет их двигаться, а они, послушные его воле, прыгают, бегают и ползают по стене, как тараканы.
Ленка сидела за столом, накрытым белой скатертью, и наблюдала за происходящим с чувством непонятной тревоги. Ее рука, отбивая нервную и ритмичную дробь, отступала куда-то к краю стола, пока не наткнулась на что-то холодное и гладкое. На столе стояло блюдечко с голубой каемкой. А на нем – обыкновенное красное яблоко.
Только Ленкин недоуменный взгляд остановился на яблоке, как оно тут же дернулось и закрутилось. Заводной фрукт вертелся вокруг своей оси с сумасшедшей скоростью, и едва Ленка успела подумать, что все это не к добру, как яблоко вздрогнуло и остановилось.
Ленкино любопытство оказалось сильнее страха, и она потянулась к блюдцу. Жители стены сбились в кучу и затаили дыхание.
Яблоко взорвалась прямо у Ленки в руках.
В крови было все: и оставшееся невредимым блюдце, и когда-то белая скатерть, и населенные звериными гномами стены, и натертый блестящий паркет. И лишь красное Ленкино платье почти не изменилось, просто оно стало еще красней.
Ленка стирала с лица кровь, слезы и остатки чьих-то вязких мозгов, не чувствуя при этом ни брезгливости, ни боли. Мультяшные герои на стене беззвучно открывали рты и корчились от осколочных ранений.
Дальше Ленка видела себя словно со стороны.
Девушка в красном стерла с лица последние следы крови и попыталась встать. Ноги ей отказали, и она, сильно ударившись головой о край стола, упала на пол и тут же проснулась.
Малыш стоял у окна и курил в форточку.
– Сколько времени? – спросила Ленка.
– Около шести. – Малыш закрыл форточку и повернулся к ней лицом.
– Утра или вечера?
– Вечера.
– Ты давно проснулся?
– Только что.
– Как ты спал?
– Хорошо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– А если честно?
– А если честно, то «как в аду, но более херово».
Ну, раз Малыш уже Бродского цитирует, то его дела не так уж и плохи, подумала Ленка.
– Есть хочешь? – спросила она.
– Наверное, надо что-нибудь проглотить.
– Я сейчас встану...
– Не надо, лежи. Я сварю кофе.
– У нас есть кофе?
– Не знаю, – растерялся Малыш, – я как-то не подумал.
– И денег у нас нет, – вздохнула Ленка, – я всю свою заначку отдала Паганелю.
– Какому Паганелю? – не понял Малыш.
– Доктору, который приходил.
Ленка откинулась на подушки и стала смотреть в потолок. Петля над ее головой призывно качалась.
– Сними это, – попросила она.
Малыш взглянул на петлю и не двинулся с места.
Ленка опустила ноги на пол и, не нашарив на полу тапочек, босиком вышла из комнаты.
Постояла на холодном кафеле в ванной перед зеркалом, но почувствовав, что замерзли ноги, побрела в кухню, поставила чайник на плиту и перевела с десяток спичек, разжигая газ. Потом села в свое любимое кресло и уставилась в одну точку.
На столе стояла оставшаяся в живых фарфоровая чашка из старинного кузнецовского сервиза, а рядом – осколки разбитого Паганелем блюдечка. Под ним зеленела бумажка. Ленка не поверила своим глазам. Это были ее счастливые сто долларов.
Видимо, когда Ленка выходила бросить короткий взгляд на Малыша, Паганель, уже одевавшийся в прихожей, вернулся на кухню и оставил на столе свой гонорар.
Это показалось Ленке настолько удивительным, что она даже не сумела обрадоваться как следует. Просто сидела на своем троне и тупо смотрела на деньги.
Этих средств им вполне хватило на две недели. Потом позвонил Игорь и сказал, что появился чумовой заказ на создание корпоративного гимна для одного известного нефтяного банка. А там, где нефть, там и деньги, и если она успеет подсуетиться, то скромную штуку баксов можно сорвать, как с куста.
Ленка подсуетилась и за вечер написала гимн, который у Малыша вызвал гомерический хохот, у Игоря легкое недоумение, а у заказчиков – настоящий восторг. «За нас, за вас, за нефть и газ, за банк, что самый хитрый в мире!» Конечно, слово «хитрый» было тут же заменено на «лучший», и когда все это пафасное сооружение саранжировали, записали и свели, получилось на самом деле совсем недурно.
Вообще Ленка привыкла делать любую, даже заказную работу максимально качественно, и ни за один свой текст ей не было стыдно. Зато Малыш никогда не упускал случая поиздеваться над Ленкиным творчеством. За время их совместного проживания он сильно вырос в ее глазах как поэт, но самой Ленке никак не удавалось доказать ему, что и ее скромные способности имеют право на существование.
Война поэта и текстовички начиналась обычно на кухне, потом плавно перетекала в гостиную, и последняя кровопролитная битва происходила, естественно, в спальне и заканчивалась, как правило, полной и безоговорочной победой сильнейшего, после чего ремесленнице от литературы приходилось трудиться в поте лица над восстановлением народного хозяйства победителя. И хозяйство поднималось как на дрожжах, причем по несколько раз за ночь, и к утру и победитель и побежденная, одинаково усталые, но довольные, засыпали в объятьях друг друга.
Так было... Но потом Малыш заметно изменился. Казалось, что его совсем перестала интересовать не только Ленкина поденная работа, но и она сама.
