Беспринципная (СИ) - Резник Юлия
— Как? — насупливается Седа. — Я ничего такого не делаю.
— Да ты последние соки из него выжимаешь, неужели не ясно?! Это что, Сед? Ревность к Гошке? Серьезно? Ты так конкурируешь с моим месячным сыном за внимание отца? Думаешь, он стал меньше тебя любить?
— Что за бред ты несешь?! Очень удобно обвинять меня во всех грехах, когда у самих рыльце в пушку.
— Кто-то должен тебя встряхнуть! Арман не станет из-за того, что чувствует себя виноватым…
— Ну, хоть у него есть совесть.
— У меня она тоже есть! Представляешь?! И мне очень жаль, что так вышло. Хотя нет, вру… Не жаль. И если бы ты соизволила посмотреть на брата, то поняла бы, почему мы с твоим отцом ни о чем не жалеем! Он такой замечательный, Седка…
Я начинаю плакать. К груди приливает молоко. Просачивается сквозь лифчик.
— Я просто люблю его-о.
И я не вру… Я люблю. Хотя прекрасно осознаю, что на начальном этапе наших отношений мной руководили совершенно другие чувства. Горжусь ли я этим? Нет. Не дай бог никому оказаться перед таким выбором… Поступила бы я иначе? Ни в коем случае. Потому что с моими исходными этот самый выбор был лишь иллюзией.
— Даже не мечтай, что все будет как раньше!
— Хорошо.
— Мне плевать на твоего ребенка, ясно? К нашей семье он не имеет никакого отношения.
— И тем не менее. У вас одинаковые носы.
— Не выйдет, Зой, — хмыкает Седка. — Я на это не поведусь.
— Жаль. Я бы хотела, чтобы вы с Гошей роднились.
— Это будет предательством по отношению к маме.
— Ей необязательно говорить…
— Нет уж. Я не стану за ее спиной поддержать отношения с отцовским…
— Только попробуй! — сощуриваюсь, понимая, что если она скажет «ублюдок», я вряд ли смогу сдержаться.
— Зой, ты здесь? — из глубины дома до нас доносится голос брата. — Там малой орет…
Прохожу мимо побелевшей Седки. Вынимаю из коляски Гошку. Торможу взглядом бросившегося к нам на помощь Армана. Еще не хватало, чтобы он вмешался!
— Пойдем мы. Гоша проголодался.
— Так чего испытывать терпение ребенка? В доме корми, — предлагает тетя Ануш — откуда только взялась здесь! — Сед, организуй Зое все необходимое.
Седка встряхивается, потому что все это время стоит, будто завороженная.
— Да мне ничего не надо! Я же грудью кормлю… — мямлю.
— Пойдем! — командует Седа.
Прижимаю Гошку к себе. Оглядываюсь на Армана, и все же иду за подругой. Наверное, уже бывшей.
Усаживаюсь на диван. Расстегиваю пуговички платья, специальный лифчик для кормления и под неотрывным Седкиным взглядом даю Гошке грудь. Сынок впивается в нее с жадным рыком. Невольно улыбаюсь, прохожусь пальцами по волосикам.
— Мама поправится. Даже не мечтай, что она умрет, — замечает неожиданно Седка, будто реально думает, что я способна на подобную низость.
— Я не мечтаю. И не питаю иллюзий, что Арман ее бросит.
— Ага…
— Ага. Это все, что тебя беспокоит?
— Твой ребенок совсем не похож на отца.
— Подойди ближе. И посмотри в профиль.
— Не буду.
И ведь не подходит, да… Но взгляда не отрывает.
Глава 27
Зоя
Довольно скоро становится понятно, что моим мечтам о примирении с Седкой не суждено сбыться. И как бы мне не было жаль нашей дружбы, я больше ей не навязываюсь. Постепенно мы сводим на нет даже видимость дружеских отношений. Она не зовет меня на свою свадьбу. А я… Я хоть и приглашаю ее на крестины Георгия, Седа их игнорирует. Наверное, в реальной жизни для нас просто не могло быть другого сценария. Седка ведь не святая — простить такое… Ну, а то, что я не святая тоже, и так понятно.
Крестины проходят в армянской церкви. У меня дыхание перехватывает от того, насколько торжественной и величественной выходит эта трогательная церемония. Крестной прошу стать Машку — других кандидатур у меня нет. А крестным становится Генка — тут в принципе без вариантов.
— Чего пялишься? — хмыкает брат, передавая мне ребенка, когда таинство крещения подходит к концу, и за священниками закрывается ведущая в алтарь дверь.
— Гадаю, почему ты раньше не носил рубашек?
— Куда мне их носить? На ферму? — хмыкает.
— Ай, ну тебя, — отмахиваюсь. — Кстати, ты же подал документы в техникум?
Генка хмурится. Как-то задевает его мужское достоинство тот факт, что Арман похлопотал насчет его зачисления.
— Подал. Только сомневаюсь, что у меня получится совмещать учебу с работой.
— Боже, Ген, это заочка!
— Все равно. Да и чему меня там научат? Я все и так умею.
— Многому! Не спорь. Это хороший задел на будущее. Думай о том, что после ты сможешь поступить в универ.
— Ой, все… Не тараторь. Что со Святом и Лёнькой будем делать? Я говорил с ними насчет кадетского. Они туда не хотят.
Неудивительно. Если в ситуации с Седкой я и питала какие-то иллюзии, то тут их не было изначально. Кому захочется ходить строем и подчиняться строгим правилам после той свободы, которую им предоставила непутевая мать? Другое дело, что выбора у них нет. Генка сейчас будет занят даже больше обычного, я тоже. В таких условиях мы запросто можем их упустить, поэтому без вариантов.
Прикрываю глаза. Да, я не идеальная… Не идеальная дочь, не идеальная подруга, не идеальная сестра. Но я стараюсь. Сейчас, когда будущее более-менее вырисовывается, будущее светлое, полное надежд на лучшее, я чувствую себя как никогда успокоившейся. Прижимаю Гошку к себе, наслаждаясь трогательностью момента. Сквозь красивые витражи окон проникает свет, отбрасывая на алтарь разноцветные блики. Уютно потрескивают свечи, пахнет расплавленным воском, нагаром и ладаном.
— Поедем? Я все забрал, — вернувшийся Арман постукивает себя по карману и забирает из моих рук подросшего Гошку.
— Конечно.
Дома собирается небольшая компания. Только самые близкие: мать, Генка с братьями, Алиска, Машка и Арман. Я накрываю скромный стол. Откупориваем бутылку вина, Арман произносит короткий тост, глаза его счастливо блестят.
— Чтобы у нашего сына всегда было светлое будущее. И чтобы мы всегда были рядом, несмотря ни на что.
Я гляжу на него, и сердце сжимается от переполняющей нежности. «Несмотря ни на что» — это так про нас…
После ужина мои, подгоняемые Генкой, быстро откланиваются. Машка отчаливает вслед за ними, и, наконец, мы остаемся одни. Гошка спит крепким сном в своей кроватке. На улице густеют сумерки, и окна заливает тёплым оранжевым светом уходящего солнца.
— Тебе тоже, наверное, пора?
Делаю все, чтобы в мой голос не проникло и тени сожаления.
— Да… Но сначала, я хотел бы с тобой поговорить, — начинает Арман с некоторой неловкостью.
— Что-то случилось?
— Как сказать, — нервно проводит пятерней по волосам. — Я обещал тебе квартиру. Помнишь? — его голос звучит виновато.
— Помню, конечно, — настороженно подбираюсь я.
— Боюсь, мне придется нарушить слово. — Арман избегает смотреть мне в глаза. — На свадьбу Седы ушло больше, чем я мог рассчитывать. Ты уж прости. Если хочешь, я, конечно, могу как-то вынуть деньги из оборота…
Может, это дурость, о которой я впоследствии пожалею, но договорить я ему не даю. Нежным касанием прохожусь по его выбритой до скрипа щеке, понуждая взглянуть на меня прямо, и замечаю тихо:
— Господи, Арман, я же не требую ее прямо сейчас. Поживем на съемной.
Он не без облегчения вздыхает.
— Я всё равно её тебе подарю. Просто немного позже, хорошо?
— Хорошо. Я знаю, что ты свое слово сдержишь.
Встаю на цыпочки и мягко его целую. Если я и утрирую, то самую малость. И только потому, что чувствую — ему сейчас как никогда нужны слова поддержки. Он нуждается в человеке, рядом с которым он может позволить себе небольшую слабость. И тогда он горы свернет! Тогда у него все получится.
Свою квартиру — просторную трешку в чистовой отделке, я получаю в подарок к первому дню рождения Георгия. Арман светится, вручая мне ключи. Они в коробочке, я жду какой-то сюрприз вроде золотого браслета или чего-то такого, поскольку Арман уверен, что все женщины, подобно его жене, любят золото, а я не спешу его разубеждать, хотя не питаю к этому металлу особой страсти, предпочитаю всему другому минималистичную бижутерию. Так что, когда вместо браслета я вижу ключи, даже на миг теряюсь.
