Его наглый друг (СИ) - Оливия Лоран
Гул в ушах. Головокружение. И я перемещаюсь во времени, утопая и задыхаясь.
Шум волн. Ноги не находят дна. Перед глазами захлебывающаяся сестра, что цепляется за меня руками, но мы лишь глубже увязаем в круговороте. Лютый ужас в ее глазах. А затем она скрывается под водой…
Не вижу ее лица, не чувствую ладоней и не могу найти их. И когда больше не остается сил сражаться за жизнь, все звуки стихают. Сознание затягивает густой темнотой.
Руки на теле. Рывок. Отчаянные крики тети, мамы. Жадные глотки воздуха и мутный свет перед глазами.
Улавливаю звуки музыки и вижу его лицо. Обеспокоенное и растерянное.
— Алина… — сквозь толщу воды.
Макс поднимает меня на руки и куда-то несет. Слышу его грубый голос, но не разберу слов. Эхом в голове еще звучат вскрики родных и близких. И ее. Моей сестры, Кати.
Понимаю, что плачу, когда Макс гладит мои щеки, раз за разом смахивая с них влагу. А затем прячет мое лицо на своей груди, стискивая и словно качая в объятиях.
— Не отпускай… — прошу бездумно.
— Ни за что не отпущу, — согревает улыбкой в голосе, крепче сжимая в своих руках, и я ощущаю себя в безопасности.
Не знаю, сколько проходит времени, пока все посторонние звуки в голове не стихают, и не остается лишь стук его сердца и шум нашего дыхания. Открывая глаза и с трудом отрываясь от его груди, вижу, что мы находимся в спальне, освещенной тусклым светом от прикроватного торшера.
Музыки уже совсем не слышно, или я окончательно сошла с ума. Зато слышу, как стучат мои зубы от холода, и чувствую, что тело покрывается холодными мурашками.
Макс отстраняется, встает и уходит, но быстро возвращается с вещами в руках. Не препятствую, когда снимает с меня мокрое платье и нижнее белье и надевает свою чистую футболку. А затем раздевается и сам. Откидывает одеяло и утягивает за собой на кровать, снова сжимая в теплых объятиях.
Едва голова касается его плеча, а в легкие проникает уже полюбившийся запах его тела, я засыпаю.
— Не отпущу, — улавливаю то ли наяву, то ли во сне.
39
Суеверное чувство страха. Незнакомые мне прежде ощущения.
Макс
Резко просыпаюсь и не понимаю, в какой момент отключился. Думал, до рассвета не сомкну глаз, прислушиваясь к сопящей девчонке на плече. Сжимал Алину в руках, даже не рассчитывая на сон, и втягивал запах ее волос на затылке.
По тусклому свету от лампы, рассеивающему темноту спальни, соображаю, что на дворе глубокая ночь, а следом и осознаю причину столь внезапного пробуждения.
Алина тяжело дышит, периодически вздрагивая и сжимаясь. В промежутках между судорожными всхлипами что-то неразборчиво шепчет и покрывается испариной.
Понимаю, что она все еще спит, когда приподнимаюсь на локте и заглядываю в ее нахмуренное лицо, на котором трепещут влажные ресницы.
И сразу охватывает щемящее душу беспокойство. В груди гулко грохочет, разворачивая за ребрами болезненную дыру. Появляется острое желание защитить, уберечь. Не видеть ее слез.
Повинуясь порыву, крепче сгребаю в объятия и прижимаю к себе вплотную. Пока вслушиваюсь в бессвязное бормотание, склоняюсь к ней и касаюсь губами щеки.
— Катя… — шелестит на выдохе и дергается в моих руках, распахивая глаза и жадно глотая воздух.
Не препятствую, когда в том же лихорадочном состоянии подрывается в кровати и спешно оглядывает пространство. Останавливаясь расфокусированным взглядом на мне, какое-то время бездумно бегает глазами по моему лицу. А затем прячет в ладонях свое.
— Алин? — зову настороженно, потому как теряюсь и снова ощущаю тревогу, но уже на пониженных дозах.
Ударная была вчера.
Стоило увидеть, как она падает в бассейн… с паническим ужасом в глазах уходит под воду… Все внутри сотряслось и рухнуло следом.
Суеверное чувство страха. Незнакомые мне прежде ощущения. Вообще, блядь, не помню, чтобы когда-либо так боялся. И ведь не за себя. На бессознательных инстинктах кинулся за ней, вытаскивая на сушу.
Сухопутная Русалка…
И это необъяснимое чувство облегчения, граничащее с гребаным счастьем, когда она открыла глаза и посмотрела на меня…
«Не отпускай»
Ни за что, Алина. Даже если сама попросишь — не отпущу.
— Ты как? — интересуюсь мгновением позже, когда не отзывается на имя.
Она лишь шумно выдыхает, но позволяет опустить ладони, в которых прячет лицо. А я так и не убираю с тонких запястий свои пальцы.
— Нормально — отзывается сипло, переводя взгляд на наши руки.
Мягко растираю венки на внутренней стороне запястий и без каких-либо усилий тяну Алину на себя.
— Мне приснился плохой сон, — выдыхает вдруг, прижимаясь головой к груди и обвивая руками торс. — Воспоминания из прошлого…
Хочу, чтобы поделилась, но в то же время не хочу, чтобы снова проживала все те эмоции, что отразились на ее лице, застывшем в моей памяти. Да и не уверен, что готова открыться.
Цепенею, а затем непроизвольно стискиваю ее крепче, когда решается рассказать сама.
— Наша последняя поездка с семьей на море. Сюда, кстати, в Сочи. Мои родители, тетя и я с двоюродной сестрой…
— Катя, — озвучиваю имя, которое шептала во сне, и она часто кивает.
— Мы были детьми, — продолжает так же тихо. — Мне — одиннадцать, а ей едва исполнилось девять. Она всегда боялась воды, в отличии от меня, которую буквально с рождения невозможно было из нее вытащить. Она даже в спортивную школу по плаванью со мной не пошла, хотя мы всегда были неразлучны. Но я все равно научила ее плавать. Мне так хотелось, чтобы она переборола свой страх… — тяжело дышит и мелко дрожит. — И когда это случилось… Я не смогла ей помочь. Вытащить из затянувшего нас подводного течения. Хотя была с ней рядом… Чувствовала ее руки в своих. А потом… ничего.
Дрожь ее тела перекидывается и на меня, выкручивая нутро и сковывая горло. Не ожидал, что ее душевная боль способна оказать такое мощное воздействие на меня. И не могу представить какого ей.
Я не терял близких. Да их у меня собственно и нет. Из родни только отец и мать, но их сложно назвать близкими людьми.
— Алина… — с хрипом разрываю образовавшуюся тишину между нами, что давит тяжелым грузом. — Вы были детьми, — и это все, что я в силах вытолкнуть из себя.
— Я это пережила, Макс. Не думай об
