Наталья Воронцова - Маринкина любовь
— Не надо было ехать, — шептала девушка, — дома бы все прошло само собой… Отлежалась бы — и все.
— Ну потерпи немного, дорогая, — уговаривала ее Борькина мать, — уже совсем скоро приедем. Поверь, тебе обязательно надо в больницу.
Наконец приехали. Маринке помогли выйти из машины и провели в приемный покой. Там уже ждала сестра Борькиной мамы, Мария Яковлевна Сикорская, высокая, стройная женщина с тонкой сеточкой морщин вокруг темных глаз. Она уже была в курсе происходящего и не задала Маринке ни одного вопроса. Скользнув внимательным взглядом по девушке, быстро кивнула Борькиной матери.
— Молодец, что вовремя привезла.
Светлана Яковлевна кивнула и обратилась к Маринке:
— Можешь полностью довериться Маше. Она тебя поставит на ноги. Мы тебя заберем, как только будешь в порядке. И можешь не беспокоиться, никто ничего не узнает. Даю слово. Все документы Андрей сделает…
— А теперь садись в это кресло, — деловито сказала Сикорская, — отвезем тебя в палату. Вижу, что на ногах еще не слишком уверенно стоишь. Сегодня же сделаем все анализы.
— Позвони мне сразу, Маша! — попросила Смелова сестру.
— Обязательно!
Маринку увезли в палату. Перед этим она быстро обняла Светлану Яковлевну и умоляюще взглянула на нее:
— Только о Серафиме позаботьтесь, пожалуйста, я бабульке обещала! Извините меня, что все так…
— Не волнуйся, ничего не будет с твоей кошкой! Ветеринар даст лекарство, я уже говорила с ним. Она скоро поправится. Отдыхай.
По тому, как вокруг нее сразу забегали, озабоченно перешептываясь, врачи, Маринка поняла, что легко отделаться не удастся. Она покорно сдавала кровь, позволяла себя осматривать, а в голове обрывками кошмаров проплывали события той жуткой ночи, от одного воспоминания о которых сразу хотелось повеситься. Смирнова давилась слезами, осознавая, что все это случилось именно с ней. Как теперь вообще можно вернуться назад в Петровское? Как смотреть в глаза матери и — упаси господи! — Алексею? Как войти в ту страшную квартиру?
— Не плачь, девочка! — На кровать к Маринке присела Сикорская. — Выпей успокоительного, поспи. Со всеми случаются неприятности… Сейчас нам, главное, вылечить тебя, чтобы ты была здоровенькая, а дальше все образуется.
— Что, что образуется? — зарыдала в голос Маринка. — Ничего не образуется! Вы же не знаете, что со мной произошло! Это катастрофа! Ее невозможно пережить!
— Я все знаю, Мариночка! — тихо сказала врач. — Ты такая в мире не единственная, посмотри на меня. Я пережила то же самое. Поэтому решила стать врачом, чтобы помогать другим людям выкарабкиваться из их бед… Очень много женщин вокруг подвергаются насилию. Это был твой первый раз? Маринка кивнула и снова захлюпала носом.
— Спи, бедняжка, завтра мы с тобой обо всем поговорим. Наутро Сикорская пришла снова. Она выглядела усталой и задумчивой.
— Тебе придется у нас остаться пока, — мягко сказала она, — у меня есть одно нехорошее подозрение… Но мы со всем справимся! А пока займемся твоим лечением.
И начались капельницы, уколы, пилюли, растирания… Через неделю Маринка смогла выходить в больничный двор. Она стояла и смотрела на заснеженное, холодное пространство перед собой. В душе было примерно так же безжизненно. Казалось временами, что худшее уже позади, хотя итогом случившегося стала гулкая, глухая пустота и полное отсутствие любых эмоций. Часами Смирнова лежала, уставившись в потолок. Никакого смысла в ее жизни после той ночи не осталось.
Но и это было еще не последнее испытание.
— У меня плохие известия! — огорошила Маринку однажды утром Сикорская. — Держись, девочка. Но я должна тебе это сказать. Ты беременна…
Маринка подняла на Марию Яковлевну глаза, полные немыслимой боли.
— От кого? — равнодушно спросила она.
— Я не знаю… Их же, наверно, было несколько? — но подбирая слова, ответила врач.
— Да… Несколько. Сколько точно — не помню.
— Мариночка, у тебя тяжелое воспаление, инфекции, разрывы и много всего еще. Тебе нельзя сейчас рожать.
— А что делать?
— Надо сделать аборт по медицинским показаниям…
— Аборт? — До Маринки только-только начал доходить смысл разговора. — Я не согласна на аборт! Я не могу убить ребеночка! Моего ребеночка! Нет, никогда! Лучше самой умереть…
Девушка уткнулась в подушку и зарыдала. Со стороны казалось, что сейчас Сикорская зарыдает вместе с ней.
— Мариночка, но у нас нет выбора…
— Как — нет? Я буду рожать, буду! Я не могу его убить! Я одна во всем виновата! Лучше меня убейте! Да, я умереть хочу!
— Успокойся! Послушай! — Сикорская осторожно взяла Маринку за руку. — Ты же как женщина не имеешь права рожать больного ребенка. Подумай, в каком состоянии находились тогда эти изверги и ты сама!
И на Смирнову словно въяве нахлынул тяжелый запах перегара, она ощутила во рту горький вкус водки. И на мгновение перестала рыдать.
— И что?
— Девяносто процентов из ста, что ребенок родится больной, если вообще родится. Я не говорю даже, что мы не знаем, кто отец… Он может быть алкоголиком или просто очень больным человеком. У тебя инфекции, которые лечатся только с помощью антибиотиков… Все это очень плохо для ребенка. Скорее всего, ты его даже выносить не сможешь. А муж-то у тебя есть?
Маринка довольно долго думала. Потом тряхнула головой:
— Нет больше!
— Тем более. Соберись с духом. Я понимаю, что это непростое решение. Но посмотри на меня. Я сама в такой же ситуации никого не послушала, решилась рожать. Ребенка не спасли, меня еле-еле откачали. После операции я на всю жизнь осталась бесплодной… А тот ребенок почти семь месяцев мучился у меня в животе и безумно страдал! У него с самого начала не было шансов. — Сикорская все-таки не выдержала и заплакала. — Ты подумай обо всем хорошенько. Я не буду настаивать. Завтра сама мне все скажешь. Надо решать быстро.
Эта ночь в больнице была для Маринки едва ли не тяжелее, чем ночь изнасилования. Она лежала без сна и разговаривала сама с собой. Наверно, она действительно не имеет права подвергать опасности жизнь ребенка. Смирнова сто раз подумала про Ольгу Маслову. Сейчас она понимала ее гораздо лучше, чем когда навещала в больнице. Она тоже должна была много выстрадать… Почему выбор в жизни всегда настолько тяжел?
Перед глазами проплывали искаженные лица мужчин из той кошмарной ночи. Маринке казалось, что она до сих пор ясно различает в тишине их голоса, чувствует прикосновения чужих рук. Эти удары по лицу, отвратительные рожи прямо над ней, страшная, все затмевающая боль… Хватит! Нет, она не позволит никому из этих извергов стать отцом ее ребенка, искалечить едва зародившуюся в ней жизнь! Это будет слишком дорогая расплата за ее собственный грех.
