Тургеневская барышня бальзаковского возраста - Юлия Еленина
Господи, ну я и дура все-таки.
Или это похмелье так сказывается на моем мыслительном процессе?
Ладно, нечего пока терзаться. Завтра спрошу обо всем, когда мой командировочный вернется.
Мой? Быстро я ко всем привыкаю. Уже и класс Светловой называю своим, и Григория Александровича. Немного надо было мне – всего-то один раз заняться сексом. Хотя чего лукавить, я и до этого к нему уже привязалась.
ГЛАВА 26
Как там говорят? Мысль материальна?
Увы, не мой случай.
Я каждый день мысленно желала костям Светловой быстрее срастись, каждый день мечтала, чтобы это все (еще не сформулировала, что именно) прекратилось. Ну нет, пусть что-то прекращается, а что-то развивается.
Хоть я и любила «Алые паруса», но почему-то все больше в последнее время убеждалась, что Ассоль была полной дурой. А Грэй ей под стать.
Мечты не сбываются. Просто сидишь и веришь в своего принца на белом коне, тьфу, корабле под алыми парусами. И кажется, что вот-вот он приплывет, а тут тебе уже под восемьдесят. И маразм накрывает, и принцев не хочется, думаешь, как бы только добежать до туалета и купить новую вставную челюсть.
И к чему эти мысли бродили в моей голове, пока я шла домой?
Наверное, к тому, что я умела только сидеть ровно на пятой точке и мечтать, а не делать что-то. Все само как-то разрешится? Ни черта подобного!
В последнее время я что-то часто стала в выражениях употреблять неподобающие слова, пусть и мысленно. Но скоро, не дай бог, еще и вслух начну говорить.
Я присела на скамейку возле подъезда, сняв куртку. Весна как-то резко изменила настроение: обманчивое тепло сменилось дождями, а теперь почти лето, только ветерок еще коварный.
– Эй, Лолка, – услышала я сверху и подняла голову.
В окно по пояс высунулся дядя Коля и махал мне рукой. Я помахала в ответ.
– Чего ты расселась-то?
Ну вот, даже не дадут посидеть на свежем воздухе и помечтать. Найдя в сумке ключи, забросила ее на плечо и пошла к подъезду. Скучно, наверное, соседу одному по полдня дома. Но сегодня дядя Коля был не один. Сидел на кухне с нашим студентом Валиком, оба прихлебывали чай из огромных кружек, заедая пирожками, наверное, из институтской столовой.
– Случилось чего? – спросил дядя Коля.
– Нет, – пожала я плечами.
– Так чего сидишь под подъездом, как сирота казанская?
– Просто отдыхала.
Не рассказывать же соседям, какие мысли об алых парусах и вставной челюсти посетили мою голову, а то еще дурку вызовут.
– Лолита Ивановна, – с набитым ртом обратился ко мне Валик, – а Григорий Александрович еще придет к вам?
Дядя Коля прищурился, застыв с пирожком у рта, а студент продолжал как ни в чем не бывало жевать. Я же почувствовала, как начинают гореть щеки и уши.
– Не знаю, – ответила, на что дядя Коля покачал головой и даже отложил пирожок. Видимо, испортила я аппетит человеку. И что он так переживает за мою личную жизнь?
– Жаль, – загрустил Валик. – Так хотел с ним обсудить исторические прототипы в архитектуре московского метрополитена.
– Обязательно передам, если увижу его.
Не дожидаясь еще каких-нибудь архитектурно-исторических определений или очередных взглядов дяди Коли, я пожелала соседям приятного аппетита и пошла в комнату.
Вечер прошел удивительно спокойно. Никаких неожиданных гостей, подруг с их кулинарными идеями, звонков от учеников и их родителей. Оказывается, я уже и забыла, что такое тихий вечер с книгой.
Но, видимо, баланс во вселенной должен быть соблюден, потому что следующий день начался с катастрофы. Когда я доставала кружку, верхнее крепление дверцы шкафчика отжило свой век и сорвалось. Как раз падение пришлось углом на мой лоб. Рассечение было от самой линии роста волос до кончика брови. Может, я пострадала бы еще больше, но нижнее крепление оказалось стойким. А будь я ниже ростом, получила бы просто шишку на макушке.
Пока тетя Маша, причитая, обрабатывала мой лоб, Катька заботливо передо мной кофе. Да только провидение решило, что любимый напиток мне сегодня не нужен. Тимофей, ловко орудуя ложкой в тарелке с кашей, не рассчитал размах локтей, и в итоге кофе полетел со стола. Конечно же, мне на колено.
Теперь я не знала, где больше болит. То ли в обожженной ноге, то ли в рассеченном лбу. Слезы катились по щекам, косметика размазалась.
Тетя Маша застыла с пластырем в руках, пока я скакала по кухне, а потом с жалостью сказала:
– Может, больничный оформим тебе?
– Какой больничный… – вздохнула я. – Работать вообще некому будет.
Дядя Коля молча стоял в дверях, не понимая, что происходит.
– Давай тогда обратно на табурет и стягивай колготки, – скомандовала тетя Маша. – А то опоздаешь.
Я послушно вернулась на место, получила пластырь на лоб, спрей на ногу и пошла переодеваться. Неудивительно, что в такой спешке и вылетела из квартиры, забыв телефон. Правда, его отсутствие заметила только в школе.
Ничего, это не самое страшное, что случилось за сегодняшнее утро. Вот только именно из того, что я и забыла аппарат, нелегкая принесла ко мне в кабинет после уроков Элку. Плащ нараспашку, стрелки неровно нарисованы, театрально держится за сердце.
– Господи! – заголосила подруга, даже не закрыв дверь. – Я уже хотела обзванивать морги и больницы!
– А разве сейчас не общая база? – удивилась я.
– Лола!!!
– Да я просто телефон дома забыла.
Элка шумно выдохнула и плюхнулась за первую парту, но тут же снова заорала:
– Что у тебя с лицом? Кто тебя избил?
– Дверца от шкафчика на кухне оторвалась, – спокойно объяснила я, отложив в сторону очередную тетрадь.
Элка не поверила. Прищурилась, а потом протянула:
– Так… Вот именно такие отговорки и провоцируют дальнейшее домашнее насилие. Или ты БДСМ увлеклась?
Я закатила глаза. Что творится у этой женщины в голове, мне никогда не понять. Наверное, полный бардак.
– Элла, прекрати. Кто меня, по-твоему, бьет? Дядя Коля? Валик? Боюсь, до моего лба они просто-напросто не дотянутся.
– У тебя в последнее время столько мужиков развелось… Кстати, – заговорщицки начала подруга. – Ты только сразу не убивай меня, но я просто за тебя переживала, вот и попросила милого немного покопаться в прошлом твоего Григория Александровича.
