Блудный папа для сорванца (СИ) - Невинная Яна

Но Лиза даже ответить не могла, она дрожала, как лист на ветру, и я знал, что служит причиной таких сильных переживаний. Если бы я мог, забрал бы себе все ее тревоги, но нам вместе нужно было пройти это испытание.

Сначала мы шумно завтракали, обсуждая всё и одновременно ничего, потом, когда все начали мешкать и отвечать невпопад, даже Кирюшке стало ясно, что происходит нечто странное. Наступила зловещая тишина, и отец, уловив ощущение всеобщей готовности, выключил телевизор.

Вернулся на свое место и сел, вытерев вспотевшие руки о домашние брюки. Я взлохматил волосы и взял на себя смелость выступить первым, несмотря на то, что видел, как эту прерогативу хотела бы иметь Лиза. Но я не был уверен, что у меня получится всё сказать правильно, поэтому дал ей понять взглядом, что она сможет продолжить за меня.

– Кирюх, тебе понравилось в этом доме?

– Конечно, дядя Гриша, – мальчик ответил робко, из-за стола едва ли была видна половина его тела. Он вдобавок немного сжался, как будто чувствуя неладное.

– Мы здорово вчера играли, и я рад, что тебе нравится у нас. Ты бы хотел приезжать почаще?

– Если мама разрешит… – ответил мальчик и пододвинулся к матери, хватая ее за руку.

– Сынок, – слабым голосом начала Лиза, – на самом деле мы бы все хотели, чтобы ты кое-что узнал. Это сложно сказать, поэтому, пожалуйста, послушай внимательно. Дядя Гриша… он… он тебе не чужой человек.

– Я твой настоящий папа, – закончил я, видя, что Лиза неспособна произнести это вслух.

Замерло, кажется, всё, даже воздух. Кирюха непонимающе переводил взгляд с меня на мать и хлопал своими длинными ресницами. Брови хмурились, в глазах отражался испуг.

– Сынок, иногда так бывает, что у ребенка есть два отца… – начала Лиза, но Кирюха вскочил и отпрянул.

– Вы меня не отпустите больше к папе? Я буду жить тут? А папа? Он уехал и меня бросил?

В висках застучало, все растерянно переглядывались, не зная, как реагировать и что говорить. Лиза кинулась к сыну, обнимая его и не давая убежать.

– Папа приехал, он дома, ждет тебя, но теперь у тебя еще один папа! – пыталась она говорить преувеличенно радостно, гладила его по голове, плечам, целовала в щеку, проливая слезы. – Ты будешь приезжать в гости сюда, к бабушке и дедушке…

– Но у меня есть папа, есть бабушка и дедушка, дом, моя комната, – мальчик никак не мог понять, что происходит, мать закусила губу и вцепилась руками в полотенце, стоя возле стола, а отец хмуро размышлял, не смея вмешиваться. Кирюха смотрел на всех так, будто его предали.

– Теперь у тебя еще больше бабушек и дедушек и два папы, – бодрым голосом рассказывала Лиза.

– Кирюх, ты же не станешь реветь? – сказал я нарочито строго, глядя ему прямо в глаза, безмолвно напоминая наш откровенный разговор, который случился в доме Суворовых. – Ты же мужчина. Ты мой сын. Я хочу воспитывать тебя.

– Но где ты был? Почему я ничего не знал? Мама, почему ты ничего не говорила? – мальчик не соглашался принимать наши слова, его реакция – отрицание – была совершенно естественной, и я пожалел, что для сегодняшнего утра мы не пригласили психолога или хотя бы не получили соответствующую консультацию.

– Я не знал, что ты родился, – ответил я честно, даже несмотря на то, что причинял сейчас Лизе боль, – моя семья не знала о тебе. Когда ты станешь старше, мы объясним тебе все детали, которые не может понять мальчик твоего возраста, а пока ты просто должен знать, что я хочу воспитывать тебя и быть в твоей жизни. Как только я узнал, что у меня есть такой чудесный сын, я сразу захотел с ним подружиться. Ты же разрешишь стать твоим папой?

– У меня уже есть папа, – Кирилл мотнул головой и вжался лицом в живот мамы, пряча мокрые глаза. Лиза подняла его на руки, и он обнял ее крепко-крепко, вцепившись, как маленький краб, спрятал лицо в выемке плеча и тихо сопел, явно не желая ни с кем разговаривать.

Я не мог видеть эту картину и чувствовал себя раздавленным. Со взрослым можно было бы договориться, что-то потребовать, привести доводы или разругаться в пух и прах, но маленький напуганный мальчик просто не поддавался моему пониманию. Отец развел руками, а Лиза виновата на меня посмотрела и пошла к лестнице, чтобы унести ребенка наверх.

– Он успокоится и всё осознает, – заговорил отец, как только Лиза скрылась из виду. – Ты же не думал, что мальчик кинется к тебе на шею с объятиями.

– Нам не пришлось бы вообще переживать всё это, если бы ребенок знал отца с самого начала! – подала голос мама, недовольно бросая полотенце на стол и резкими движениями убирая посуду в раковину.

– Что толку об этом говорить, мама? – вспылил я, разрубая ребром ладони воздух, внутри бурлило негодование и сумбурный страх. Потом повернулся к отцу, отвечая на его вопрос: – Конечно, я не ждал объятий, но что делать с этим папашей, которым ребенок бредит?

– Мы можем поступить двумя путями, – отец включил делового человека со связями и сердито нахмурился. – Я бы его попросту от воспитания отстранил, но мальчонка, кажется, в нем души не чает! Придется полюбовно вопрос решать, рассмотреть вариант совместной опеки.

– Я хочу жить одной семьей, в одном доме, – объявил я о своем решении, на что мама схватилась за сердце.

– Так быстро? – охнула она. – Только что она замужем была… Да она и сейчас замужем, а вот вы уже жить вместе собираетесь. Где? Как?

– Лиза пока не в курсе, но я не сомневаюсь, что это лишь вопрос времени. Поэтому совместная опека меня не устраивает в том плане, чтобы ребенок общался с отцом в равной степени со мной. Ведь он ему никто по крови! И даже если они будут общаться, я хочу принимать решающее слово в этом вопросе!

– Если хочешь, сын, мы его дискредитируем, посадим или отправим в тюрьму?  – предложил отец с таким видом, словно речь шла о походе в магазин. – По крайней мере, нужно встретиться и поговорить с этим человеком. Мы будем бороться за нашего мальчика.

Глава 41. Лиза. Гриша действует

Новые родственники не объявлялись три дня. Три спасительных дня, три дня передышки, когда я жила по-прежнему. Когда показалось, что всё вернулось на круги своя, что муж не изменял мне, что не объявлялся блудный папа моего сына, предъявляя права на него и на меня.

Сразу после судьбоносного разговора на даче Черкасовых мой сын слезно попросился домой. К папе. Ничего не хотел слушать, не желал выходить из комнаты и разговаривать с кем-то кроме меня. Закрылся подушкой и лежал вниз лицом, тихо всхлипывая. Раня меня в самое сердце. Разговор явно не удался. То ли мы нашли неправильные слова, то ли время подобрали неудачное. А может, сынок просто не был готов к таким новостям и переменам.

Оставаться в этом доме больше не имело никакого смысла.

И мы уехали. Черкасов скрепя сердцем отвез нас домой. Ради ребенка нам всем пришлось поступиться своими чувствами и личными желаниями.

Уехали мы по-английски, не обременяя друг друга тяжелым прощанием и натянутыми фразами.

Мой ребенок страдал, и все остальное потеряло значение.

Дома Кирюшке сразу стало легче. Наверное, привычная атмосфера дала ему ложное ощущение, что ничего не изменилось. Тем более дома был папа, по которому он очень соскучился. Они бурно обсуждали новогодние праздники, делились фотографиями и впечатлениями, а я с удивлением наблюдала за преобразившимся мужем. Он действительно не обманывал, когда говорил, что любит Кирюшу и готов ради него бросить ту женщину.

Он даже собрался усыновить моего ребенка и пообещал устроиться на работу, помогать по дому, в общем, не муж-трутень, к которому я привыкла, а идеальный семьянин во плоти.

Я радовалась, когда видела счастливую улыбку сына, но в то же время меня изнутри разрывала страшная боль. Ведь на самом деле, хотя казалось, что не изменилось ничего, изменилось буквально всё.

Я хотела новой жизни, выстроить ее с нуля на новом месте, впервые попробовать, что такое делить с кем-то напополам любовь.