Юрий Каменецкий - Мелочи жизни
— Иди сюда... — покорно проговорила Юля.
— Ну вот! Другое дело... — подобрел Сорокин. — А то «не забудь захлопнуть дверь»...
Сев рядом с Юлей, Сорокин принялся ее целовать.
Повалил на кровать...
— Ну все, — пытаясь высвободиться, проговорила Юля. — Ну все, хватит...
Сорокин не реагировал.
— Вадик... Она же придет сейчас! Сорокин продолжал «делать свое дело».
— Да пусти ты!
Юле наконец удалось вырваться из объятий Сорокина.
— Опять?! — с угрозой произнес парень.
— Не опять, а снова!
— Ну, знаешь, хватит! Надоело!
Сорокин встал с кровати. Медленно, давая возможность окликнуть себя, направился в прихожую. Юля молчала.
— Ты чего-то сказала, — не выдержав, обернулся Сорокин. — Или мне показалось?
— Показалось, — усмехнулась Юля.
— Ну... я пошел? — неуверенно переспросил парень.
— Давай... Ну что же ты? Плащ в прихожей.
— Если бы не француженка — точно бы ушел! Вот увидела бы! — Сорокин снова сел на кровать.
— А нет никакой француженки, — призналась Юля. Призналась и сразу почувствовала какую-то легкость, независимость.
— То есть как это?
— А так. Я тебе наврала.
— Да ладно гнать-то. Она же только что звонила, — не поверил Сорокин.
— Это Костикова звонила.
— Чего?
— Ничего. Чего слышал. Звонила Костикова. Я с ней заранее договорилась.
— Так, ну и зачем это тебе? — угрожающе поинтересовался Сорокин.
— Боялась, что ты не придешь.
— Но я же пришел.
— Как пришел, так и уйдешь, — не слишком логично заключила Юля.
Сорокин молча поднял с пола, видимо, в пылу борьбы упавшую расческу и пошел к двери.
— Ты что, правда уходишь?
— Нет, француженку буду ждать.
Быстро пробежав по комнате, Юля преградила Сорокину путь.
— Подожди!
— Зачем? — устало спросил парень.
— Салатику еще хочешь?
— Отойди.
— А выпить?
— Говорю — отойди.
— Не отойду.
Сорокин молча взял Юлю в охапку и отставил в сторону. Сделал шаг к двери...
То ли Юля вспомнила, как поступил с ней ее брат, то ли в одинаковой ситуации братья и сестры вообще поступают одинаково, но вдруг, схватив со стола вазу с салатом, она опрокинула ее Сорокину на брюки.
— У тебя чего, крыша поехала?! Вальты прилетели?! — взвыл горе-кавалер.
— Извини, пожалуйста, я не хотела.
— Да видел я, как ты не хотела!
— Я правда! — испуганно проговорила Юля. — Я сейчас замою... Ты только сними их...
— Ага. Размечталась.
— Я отвернусь!
Сорокин, кряхтя, начал стягивать брюки.
— Ну как, — поинтересовалась поспешившая отвернуться Юля.
— Сейчас, подожди, — заворачиваясь в лежавший на кровати плед, ответил Сорокин. — Теперь можно.
Схватив измазанные салатом брюки, Юля поспешила скрыться в ванной. —Я быстро!
В квартире Кузнецовых-старших все наконец сели за стол.
На председательском месте Анатолий Федорович. Рядом с ним — Маша.
— Анна Степановна, я помогу, скажите что... — заметив озабоченность свекрови, проговорила Маша.
— Сиди, Машенька, сиди. Дома ты нас принимаешь, здесь мы тебя. Расскажи лучше, как тебе удается концы с концами сводить в наше время? — остановил ее Анатолий Федорович.
— А мне, Анатолий Федорович, ваш сын помогает. А вместе все легко!
— Ага. Слушай ее больше! Она, пап, меня уже даже на рынок не пускает. Говорит, я покупать не умею. И все меня обвешивают и обманывают...
— Это у него с детства, — подмигнул внуку Анатолий Федорович, — с марок... Счастье еще, что с женой повезло. А то бы совсем пропал... Ну да ладно, вроде все собрались. Каждый раз, когда мы собираемся всей семьей за этим столом, мне хочется сказать, что...
— Юльки нет, Кати... — перебила мужа Анна Степановна. — А ты говоришь все!
— Ничего, большинство здесь. Так вот, я хочу вам сказать, дети мои...
— И внуки... — встрял на этот раз Саша.
— И внуки... Семья — это самое главное! И нет никого человеку ближе, чем члены его семьи. — Анатолий Федорович многозначительно посмотрел на Машу с Сергеем. — Очень я боюсь, что вот не станет меня и, например, Сережка Кате по праздникам только звонить станет.
— Ага, а ее еще и дома не окажется. Пап, кончай, очень кушать хочется, — потихоньку прикладываясь к салату, поторопил отца Сергей.
— Маш, Сашеньке картошечки положи... — прошептала Анна Степановна.
— Ладно, — наконец поняв, что выступление ему сорвали окончательно, объявил Анатолий Федорович. — Давайте выпьем за нашу маму и постараемся ее не огорчать.
Юля еще продолжала «спасать» в ванной сорокинские брюки, когда раздался телефонный звонок.
— Вас слушают, — снял трубку Сорокин. Находившаяся на другом конце провода Костикова растерянно застыла.
— Мсье... — наконец решилась она. — Мсье, же не манж па сисжюр...
— Жаклин? — опешил Сорокин.
— Йес, йес! — путая языки, лепила Костикова. — Се ля ви. Шерше ля фам. Ля бензино. Ля петролеум... Кам он, бэби! Летз гоу!
— Ага. Понятно. Бензина нет, — по-своему перевел Сорокин. И, не заметив вошедшей в комнату Юли, продолжал: — Короче, это... Ю ар уэлкам!
— Оу! Уэлкам! Оф кос! Я лав раша! — с энтузиазмом ответила Настя.
— С кем ты?! — Юля выхватила трубку.—Алло! Кто это?.. Але... Да говорите же!
— Нет, Кузнецова! — раздался голос Костиковой. — У тебя папа не народный депутат! Он у тебя писатель-фантаст!
— О чем ты?! — растерялась Юля.
— А мама, — продолжала Настя, — поэт-песенник! Костикова положила трубку.
— Так что ты там гнала насчет Жаклин?! — Сорокин победоносно посмотрел на Юлю. — Нормально поговорили. Бензин заправила. Скоро будет.
— Тебе не холодно? — глядя на завернутого в плед Сорокина, спросила Юля.
— Нет.
— Может быть, выпьешь немножко?
— Давай.
Юля налила до краев рюмку, подошла к магнитофону, сменила кассету.
— Потанцуем? — спросила она.
— В пледе, что ли?
— Ну зачем? Я думаю, тебе не будет холодно, — многозначительно намекнула Юля.
Скинув плед, Сорокин уверенно обнял Юлю, прижал... Зажмурившись, Юля на этот раз готова была терпеть до конца.
Сорокин начал расстегивать на ней кофту, поцеловал в шею.
Юля на мгновение открыла глаза и вдруг увидела в зеркале... голые ноги Сорокина... Не удержавшись, захохотала.
— Ты чего? Чего ты ржешь-то?!
Юлин смех уже больше напоминал истерику.
— Да пошла ты! — Рассвирепевший Сорокин, похоже, готов был уйти уже без штанов.
— Извини. Извини меня, — испуганная Юля увлекла Сорокина к дивану.
— То-то, — снова начав целовать ее, прошептал Сорокин. Вдруг, осознав, что Юля плачет, остановился.
