Вера Ветковская - Танец семи покрывал
— Не стоит, — отнекивалась Стася.
— Оно тебе безумно идет! Ты в нем похожа на ундину!
Через минуту Стася спустилась в столовую в сером льняном платье, осторожно придерживая края юбки.
— Правда, потрясающе? — спросил Стефан.
— Да, — согласился Чон.
— В этом платье Стася похожа на потомка Гедимина, — заметила Марианна.
— Скорее, Ягайлы, — усмехнулась Стася. — В моих жилах все-таки течет польская кровь. Ну все, пойду переоденусь.
— Стася, — взмолился Стеф, — посиди с нами в этом наряде! Чон, скажи ей, чтобы она не снимала его! Она почему-то не любит это платье…
— Да? — как будто удивился Чон. — Ну, это ее право. Гераклу тоже не понравился подарок Несса, — пробормотал он себе под нос, но Марианна услышала:
— Несса? Кентавра? Там вроде был плащ, пропитанный отравой? Расскажи-ка, Павел!
— Устал. — Чон потянулся за столом. — Всем спасибо. Было очень вкусно. Стася, хочешь, я тебе поиграю?
— Только переоденусь, — отозвалась Стася.
— Нужно пригласить к нам Зару в гости, — спустя несколько дней сказала Стася.
— Я все ждал, когда вы до этого додумаетесь, — с обидой произнес Стефан. — Зара исключительно талантливый человек и тактичный. Я приглашал ее, но она боится, что явится некстати. Понять не могу, отчего вы все против нее настроены?
— Мы? — ответила за всех Марианна. — Да ты что! С какой это стати! Правда, Чон? Передай, Стеф, Заре мою особую благодарность за бусы.
— Ты сама можешь это сделать! — свирепо молвил Стеф.
— Но она же не приходит!
Стефан понял, что этот лукавый разговор пошел по замкнутому кругу и сурово промолвил:
— Завтра же приглашу Зарему к нам!
— Ну конечно, — согласилась Стася.
— Что скажешь, Павел?
— Стася сказала: ну конечно, — ответил Чон.
Марианна внимательно посмотрела на него…
Чон вовсе не был так спокоен, как пытался убедить себя.
Если б он мог вынуть из груди собственное сердце, как старинную медаль, то на одной стороне увидел бы оттиск одного профиля — светлобровый, русоволосый, чистый, а на обратной — смуглый, с разлетающимися бровями, черный профиль в ореоле черных волос… Тень этой черноволосой падала на его истинную любовь, как крыло Коршуна на Одетту, он отгонял ее от себя, он брал Стасю на колени и часами слушал, как она пересказывает ему в библиотеке сюжеты старинных романов, которые читала в юности.
Чон писал картину — и тень, клубившаяся в его сердце, изливалась в краске. Нет, он не боялся Зары! Пусть приходит. Она увидит его спокойным и счастливым. Если только у него получится эта картина. Если только она получится. Он не смел договорить фразу до конца — если только она получится не хуже, чем у Стаси…
Эскизы, сделанные углем, ужасно понравились Стасе. Она вообще считала, что уголь, сангина, карандаш и тушь — это его епархия. Но Чон как на грех рвался к краске.
— Деревья у тебя разговаривают страшно, как в грозу, — отметила Стася.
— Как в грозу?
— Да, они таят угрозу для человека. Я бы на твоем месте сделала все это в графике… А это еще зачем?
Стася ткнула пальцем в нарисованную в углу морскую раковину.
— Она мне нужна здесь; прежде на месте сада было морское дно.
— Убери, штамп. Голландцы, а за ними Сальвадор Дали напичкали ракушками многие картины. И вообще, избегай мнимой многозначительности.
Чону хотелось раздраженно молвить: не учи меня! Но Стася говорила дело.
— Твои бабочки тоже прилетели из «Прогулки заключенных», — лишь буркнул он в отместку.
В тот день, когда Павел стал делать подмалевку, явилась Зара.
Сперва он услышал ее голос в саду. Он замер с кистью в руке.
Ему почудилось, что из кисти тут же ушла вся сила, которую он ощущал минуту назад.
Он слышал ее голос как будто не слухом, а всем своим существом — кровью, жилами, кожей.
Вот теперь ему сделалось страшно.
Он понял, что так и не смог забыть ее, что она все еще представляет для него опасность.
Чон скрипнул зубами.
Стася о чем-то разговаривала в саду с Зарой, Стеф срывал спелые яблоки с дерева и бросал их себе за пазуху.
Чон вышел на веранду.
Две девушки в саду…
Он был уверен, что Зара почувствовала на себе его взгляд, как и Стася, которая уже успела позвать его взглядом: спускайся, мол, к нам. Но Зара — Зара не шелохнулась. Она стояла в необычной для себя скромной позе, пятки вместе, носки врозь, первая позиция, прижимая к груди лакированную сумочку, в скромном коричневом платье с белым воротничком, с волосами, уложенными ракушкой.
Чон был вынужден спуститься.
Когда он шел к ним навстречу, то увидел, что Зара неторопливо, вежливо обернулась на звук его шагов, наклонила голову в знак приветствия. Чон ответил ей полупоклоном. У него все поплыло перед глазами, настолько красивой показалась ему Зара, хотя если бы он пригляделся, то заметил бы, что она бледна, похудела, казалась усталой.
Она рассказывала Стасе о Прибалтике.
Что-то необычное было теперь в манере ее речи… Степенность и благородство, даже некоторая величавость и яркая образность, вместо прежних сленговых словечек. Зара как раз описывала концерт в Домском соборе, на котором выступала певица Лина Мкртчян.
— Да, у нее изумительное контральто, — подал голос Стеф, который знал о голосе Лины от Марианны. — Она произвела на тебя впечатление?
Зара ненадолго задумалась.
— У Борхеса есть рассказ, не помню название… О том, как приговоренного к сожжению на костре волокут к месту казни… И вот его привязали к столбу, палач поднес к хворосту факел… И дальше такая фраза: «И костер кричал…» Ее голос — это кричащий костер.
Чон с изумлением воззрился на нее. Что за перемены произошли в этой девчонке? Откуда ей вдруг сделался известен Борхес? Кто поставил ей речь? Кто этот Пигмалион, ожививший Галатею? Откуда эта тихая, размеренная интонация, эта скромная женственность в повадках? Чон всегда хорошо чувствовал эту девушку, особенно чутко ощущал поток энергии, изливаемый ею на него. Но сейчас никакого потока не было, точно он Зару больше не интересовал. Можно было вздохнуть с облегчением, но камень давил на сердце, и Чон никак не мог перевести дух. Все краски смешались на мольберте: любовь к Стасе, страсть к Заре, картина жены, которая не уходила у него из глаз и сквозь которую, увы, он видел свою собственную.
— Да попрощайся же с Заремой! — услышал он голос Стаси.
Чон очнулся, встретил спокойный, благожелательный взгляд Зары.
— Уже уходите?
— Да, у меня репетиция, — проговорила Зара. — Прошу меня извинить. Всего доброго, Павел. До свидания, Стася…
