Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что
Лорд Кэрлью подошел к нему совсем близко.
— Джон… — голос его обрывался, — Джон, я обесчещен. Я не знаю, какими словами мне попытаться просить у вас прощения за ту гнусность, которую проделала с вами Кэро. Одно могу сказать — мне стыдно, я чувствую себя опозоренным.
Джон мял в руках письмо. Ему вдруг страшно захотелось убежать, хотя все в нем возмущалось против этого дикого желания. Уйти, уйти куда глаза глядят, только бы остаться одному!
Он поднял голову и встретил усталый взгляд лорда Кэрлью.
— Я лучше пойду, — сказал он невнятно. — Видите ли… мне лучше побыть одному.
Он вышел с непокрытой головой. Улица кишела веселыми, орущими, хохочущими людьми. Дождь почти прекратился.
Узнав Джона, толпа приветствовала его дружескими ободряющими криками.
— В другой раз удастся!
— Первый блин всегда комом!
Он вышел за город, в поле, шел быстро, не замечая дороги. Снова полил дождь. Визитка, в которую Джон нарядился к обеду, промокла и тяжело обвисала на нем. Но он не замечал, что дрожит от сырости.
Он просто-напросто вышвырнут вон. И в такую минуту!
Вспомнил с горькой усмешкой, как тревожился весь день, не случилось ли чего с Кэро.
Остановился и долго стоял неподвижно под покрытым тучами, плачущим небом. С одной стороны преграждал путь забор, с другой — тянулась все та же унылая дорога.
Голова у Джона горела. Он запустил руки в свои густые волосы, чтобы немного охладить как будто сжатый раскаленным обручем лоб.
— Что я ей сделал? — шептал он про себя снова и снова. Словно какая-то язва разъедала ему душу. Хотелось сжать в руках тонкую шейку Кэро и сжимать ее до тех пор, пока она не испустит дух. Ярость сжигала его, как пламя.
Он ходил и ходил, бормоча что-то, мысленно разговаривая с Кэролайн, представляя себе, что будут говорить другие люди, когда завтра прочтут в газете.
— Я хотел быть ей добрым мужем, — сказал он громко и хрипло. — Я бы делал все, что ей хотелось.
Воспоминания, которые он вызывал, как будто насмехались над ним.
Боже! Вернуться в Лондон, смотреть в глаза людям, оказаться лицом к лицу со всем, что произошло! Даже с Чипом он не мог встретиться сейчас. Терзавшие его гнев и отчаяние заставляли без устали идти и идти, метаться без цели по полям.
Но вот из мрака вынырнула чья-то фигура. Джон услышал оклик Чипа.
— Черт возьми, чего тебе от меня надо? Зачем ты ходишь за мной по пятам?
— Хожу по пятам! Да я вот уже несколько часов ищу тебя! Там, на дороге, в миле отсюда я оставил свой автомобиль.
Говорить было не о чем. Что свершилось — свершилось, и было непоправимо.
Они долго брели, пока дошли до автомобиля, а когда уселись, машина отказалась двинуться с места. Чип долго и терпеливо возился с нею, исправляя что-то.
Джоном вдруг овладел приступ молчаливого смеха: он смотрел на озабоченное лицо Чипа, на струйки дождя, скатывавшиеся с полей его намокшей шляпы, на онемевшие пальцы, усердно что-то мастерившие. И неожиданно Чип начал говорить быстро, словно боясь, что его перебьют:
— Это хорошо, что ты смеешься, Джон. Посмейся — и забудь. Она большего никогда и не заслуживала. Я всегда это знал, только не мог сказать. Я знаю, тебе сейчас все ненавистны, а в частности, в эту минуту — я. Но это пустое. Одно важно: надо встряхнуться и жить дальше. Кэро хотела сбить тебя с ног. Она рассчитывала, что этот скандал, если ты будешь избран, сильно повредит тебе, если же нет, — то будет еще более тяжелым ударом в лицо. Я тебя спрашиваю — можешь ты жалеть, что такая женщина ушла от тебя? Можешь ли еще любить ее? Я бы не мог. Ее поступок сразу вылечил бы меня.
Джон принялся молча помогать ему. Они отвинчивали, чистили, ввинчивали снова — все напрасно. Автомобиль не двигался с места.
— Придется нам тащиться пешком, — сказал наконец Чип.
— Ты иди вперед, — хрипло произнес Джон. — Я тоже скоро приду.
Чип молча тронулся в путь. Джон подождал, пока его шаги затихли вдали. Он чувствовал, что не в силах выносить сегодня присутствие кого-либо из близких и знакомых людей. С уходом Чипа на дороге снова воцарилась настороженная тишина.
Джон уселся на переднее сиденье, положив голову на скрещенные на рычаге руки. Мелкий, но частый дождик поливал его. Мысли текли так же безостановочно и упорно, однообразно и бесцельно, как эти струйки.
Что он сделал, чтобы навлечь на себя такой позор, такую отвратительную обиду? Он честно поступал с Кэро, он ни разу не взглянул на другую женщину. То-то, должно быть, потешается теперь Рендльшэм! Узнают родные… весь свет узнает. Где теперь Кэро? Давно ли она замыслила то, что сделала? Теперь ему была понятна сцена прощания в утро его отъезда, и эти слезы Кэро, так взволновавшие его.
Чей-то голос окликнул Джона по имени. Он тупо поглядел на остановившийся рядом автомобиль. Из окошка высунулась миссис Сэвернейк. Ее лицо было отчетливо видно.
— Садитесь-ка ко мне. В такую ужасную ночь поломка автомобиля — неприятная штука, не правда ли? Входите же!
Джону хотелось отказаться. Он начал было бормотать бессвязное извинение, но шофер уже открыл дверцу. Двигаясь, как автомат, он встал и перешел в автомобиль миссис Сэвернейк. Шофер захлопнул дверцу, и они покатили.
— Ну, конечно, вы совсем промокли! — заметила спутница Джона. — Неприятности всегда обрушиваются на нас все вместе. Победа лорда Мэйнса, и этот дождь, и поломка автомобиля.
Джон ничего не отвечал. Она же продолжала болтать самым простым и естественным тоном.
— Мне придется послать Куртиса раздобыть что-нибудь на ужин, — сказала она, когда они въехали в ворота «Гейдона». — Вы не откажете заглянуть ко мне на минутку? Он сейчас вернется и отвезет вас домой.
Ни звука о Чипе, ни намека на то, что она с ним встретилась, ни одного вопроса, ни слова сожаления или сочувствия.
Джон, пробормотав что-то в ответ, помог ей выйти.
В маленькой гостиной их встретили алые отблески огня в камине, чудесная теплота, сандвичи и вино на круглом столике. На темном дереве блестел кофейник.
— Не сварите ли вы кофе, пока я буду снимать пальто? — попросила хозяйка. — Вы, верно, умеете обращаться с этими новыми машинками?
Джон выслушал и тут же забыл, о чем его просили. Он стоял, глядя в огонь. От его мокрого платья шел пар.
Голос миссис Сэвернейк заставил его очнуться. Он сильно вздрогнул.
— Бессовестный! Кофе не сварен, а я умираю от желания выпить чашечку.
Джон все еще молчал, но бушевавшая в нем буря, как будто лишившая его дара речи, немного улеглась, пока он следил за руками миссис Сэвернейк, зажигавшими спиртовку, разливавшими кофе, расставлявшими все на столе.
