Джеки Коллинз - Бестия. Том 2
Учитель рисования Эрик спросил:
— Как дела, Дарио? Все в порядке?
— Да, сэр.
— Ты уверен?
— Да, сэр.
Один из мальчиков передразнил: «Да, сэр!» — и захихикал.
Дарио проигнорировал эту выходку. В последнее время ему удалось развить в себе здоровое безразличие к мнению товарищей — это лучше, чем обижаться и жить в состоянии постоянной войны.
Учитель подошел ближе и всмотрелся в его рисунок углем — изображение пловца.
— Гм. Неплохо, Дарио, совсем неплохо. Задержись после урока, мне нужно с тобой поговорить.
— Да, сэр.
* * *Джино рассмотрел все возможные варианты. Может быть, в эту самую минуту Лаки пробирается в Калифорнию — в своих тесных линялых джинсах и облегающей летней кофточке. Какой-нибудь шут гороховый, гнусный водитель грузовика предлагает ее подбросить, и она доверчиво карабкается в кабину. Короткая борьба — и вот уже изнасилованное, безжизненное тело его дочери валяется в кювете.
Ей было всего пятнадцать лет. Совсем ребенок. Если какой-то ублюдок посмел…
Дженнифер с Костой ни на минуту не оставляли его одного. Дженнифер следила за тем, чтобы он своевременно поел, и без конца уверяла Джино в том, что Лаки цела и невредима.
— Джино, дорогой, ведь она — твоя точная копия и способна постоять за себя.
— Дженнифер, ведь она еще дитя!
— Нет, дорогой. Лаки взрослая. Интуиция говорит мне, что с ней все в порядке. Нутром чую!
Джино посуровел и решил лично переговорить с Олимпией Станислопулос: вдруг она что-то знает и скрывает?
Мать Олимпии отправилась в круиз, но ее секретарша дала ему телефонный номер девушки в Париже. Джино целый день не мог дозвониться. Наконец он разыскал ее отца в Афинах. Тот был крайне недоволен, что его потревожили в разгар совещания.
— Олимпия точно находится в Париже, посещает курсы русского языка. Я немедленно свяжусь с ней и потребую, чтобы она вам позвонила.
— Спасибо, — так же лаконично ответил Джино. — Чем скорее, тем лучше.
* * *Учитель рисования Эрик сказал:
— Мне показалось, ты не очень-то прижился в школе. Ты… не такой, как другие.
— Да, — с вызовом ответил Дарио. — Я не такой, как эти сопляки.
— Я знаю. Это бросается в глаза. Ты более чувствительный. И очень умный.
Дарио никогда не думал о себе как о сверхчувствительном или шибко умном, но согласился:
— Да. Пожалуй, так оно и есть.
— Я это сразу заметил, — тихо произнес Эрик. — С первого взгляда.
Дарио вдруг смутился. Эрик как-то странно смотрел на него.
— Мы с тобой похожи, — продолжал Эрик. — Я тоже был белой вороной в школе. Ребята ненавидели меня за то, что я увлекался искусством… серьезными книгами… всем, что есть в жизни прекрасного.
— Правда? — Дарио старался выглядеть заинтересованным, но, по правде говоря, ему не было дела до Эрика и его биографии.
— Как насчет того, чтобы провести со мной уик-энд — у меня дома? — как бы между прочим предложил Эрик. — Я заметил: ты никогда не ездишь домой. Обещаю тебе, будет весело. Ты не пожалеешь.
Дарио обдумал перспективу провести время с Эриком. Учителю рисования исполнилось двадцать четыре года. Он был плотного сложения, с волосами песочного цвета и водянисто-серыми глазами.
— А что мы будем делать? — осторожно спросил он.
— Что захочешь. Сходим в кино, поиграем в кегли, поплаваем, поедим чего-нибудь вкусного. Что ты об этом думаешь?
— Почему бы и нет?
Эрик улыбнулся.
— В самом деле — почему бы и нет? Только пусть это будет нашей маленькой тайной. Не скажем ни одной живой душе. Ты же понимаешь — школьные правила…
Дарио улыбнулся. Он вдруг почувствовал себя значительным и кому-то нужным. Эрик не приглашает к себе кого попало.
* * *Ровно через двадцать четыре часа Димитрий Станислопулос позвонил Джино.
— Мы столкнулись с проблемой, — коротко сказал он.
Ага — уже «мы»!
— Что такое?
— Олимпии нет в Париже. Она взяла одну из моих машин и уехала.
Джино с облегчением вздохнул. По крайней мере, хоть Лаки не одна.
— Она очень своенравная девочка, — усталым тоном продолжал Димитрий. — Можно даже сказать, неуправляемая. Легко поддается чужому влиянию. Должно быть, она вместе с вашей дочерью…
— Где они могут быть?
— Не имею ни малейшего представления. Но я сообщил в полицию сведения об автомобиле. Вряд ли поиски займут слишком много времени.
— Надеюсь. Если бы ваша жена не уверила меня, что Олимпия в Париже…
— Моя жена слушает, что ей говорят. Жаль, что вы раньше не вышли прямо на меня.
Под конец они договорились на другой день встретиться в Париже.
— Дженнифер, едем со мной, — умолял Джино. — Я не знаю, как с ней себя вести.
— Нет, — ответила Дженнифер. — Пойми, Джино, ты должен сделать это сам. Она же твоя дочь. Попытайся вернуть былую близость, пока еще не поздно. Тебе дается, может быть, последний шанс. Поговори с ней, попробуй понять причину этого поступка.
Он попробует! После того, как выбьет из нее всю дурь. Выбьет — а потом попробует!
Лаки, 1966
Как случилось, что Пиппа Санчес стала частью их жизни? Она мигом отделалась от ювелира из Боливии, забрала из отеля свою сумку и влезла в «мерседес».
— Ты не против, дорогая? — сладким голосом спросила она Олимпию. — Нам с Уоррисом нужно закончить одно дело.
— Ради Бога.
Утром следующего дня Лаки разговаривала с подругой на кухне.
— Слушай, почему мы никуда не едем? Здесь становится скучно. Кажется, мы собирались развлекаться.
— Я и развлекаюсь. Уоррис — потрясный парень.
— Ага. Как насчет мексиканской шлюхи? Долго она будет здесь торчать?
— Самое большое — пару дней. У них с Уоррисом дела.
— Она действует мне на нервы. Все время пялится.
Олимпия захихикала.
— Может, она к тебе вожделеет?
— Может, ты засунешь свои дурацкие хохмы себе в задницу? — взвилась Лаки. — Я уезжаю!
— На чем? У тебя ни машины, ни куска хлеба — ничего!
— Давай, давай, попрекай меня!
— А, брось. Чего тебе недостает, так это крутого парня. Сегодня вечером найдем подходящего.
— Вчера я уже нашла — и чем кончилось? Для него не хватило места в машине — по словам Уорриса.
— Сегодня будет иначе. Найдешь кого-нибудь по вкусу, и, обещаю тебе, мы так или иначе доставим его сюда.
Лаки начала остывать.
— О'кей.
Они вышли на солнышко. Уоррис разлегся у бассейна; рядом на топчане Пиппа демонстрировала великолепное, смазанное кремом для загара тело.
