Территория нелюбви - Алиса Перова
И всё же я совершенно не понимаю, что за эмоции заставляют людей терять контроль и вести себя, как дикие животные… Дурдом какой-то!..
Деликатное покашливание участкового возвращает меня к действительности. Мама по-прежнему красуется в полупрозрачной сорочке и плевать ей на краснеющие уши мужчины — она пасёт за нами со странной смесью ехидства и тревоги.
— Доброе утро, дядь Серёж, — вежливо приветствую старого знакомого. — Что опять стряслось?
— Ды-ы… говорят, ты тут пожар устроила…
Спрашивать, кто говорит эту хрень, смысла нет — сама знаю. Усмехаюсь.
— Кашка подгорела на плите. Зайдите, проверьте, — я посторонилась, намереваясь впустить участкового. Топтать так топтать чистый пол!
— Сильно подгорела, — сокрушается он, втягивая носом воздух.
— Арестуете, дядь Серёж? — протягиваю ему запястья, а мама больно щиплет меня за ягодицу и тихо шипит в затылок:
— Что творишь, дура?
— Айка, ты это… не чуди тут, — смущается участковый. — Там ещё соседи снизу жаловались, что твой ворон им всё бельё загадил…
Это не новость — два года уже жалуются и упорно не хотят накрывать своё бельё.
— Вот! — с победным торжеством вклинивается мама. — А я давно говорю, что этой дикой твари не место в квартире!
— Это точно! — испепеляю её взглядом.
— Гм, так что делать-то будем с Ричардом? — нарочито строго спрашивает наш безвредный блюститель порядка.
— Не проблема! Сейчас жопу ему заткну! — рявкаю громко, зная, что добрая половина соседей греет уши у своих дверей.
— Кому заткнёшь? — звучит с притворным испугом до боли знакомый голос.
И снова этот запах… Даже сквозь невыветрившуюся гарь он проникает в ноздри и нервирует моё обоняние.
Рябинин-старший с непередаваемым выражением на лице преодолевает последнюю ступеньку, держась за свой зад.
Я же изо всех сил стискиваю зубы, чтобы не рассмеяться.
— Ещё один гость, — цежу, грозно глядя ему в глаза. — Там за Вами большая очередь, Пал Ильич?
Оглядывается, будто проверяя, и улыбается.
— Я попросил за мной не занимать…
10.11
Наш доблестный, но обычно неповоротливый участковый дядя Серёжа, зажав толстыми пальцами визитку Рябинина, с явным облегчением и невиданной резвостью ускакал вниз, перепрыгивая ступеньки. Навёл порядок, короче, — молодец!
Мама же, опомнившись, что до сих пор дефилирует по квартире босиком и в ночной сорочке, расщебеталась, изображая смущение перед неожиданным гостем, и под предлогом, что все её вещи находятся на поле брани, напялила на себя крошечный розовый халатик Стефании. Кстати, без него было гораздо приличнее. Но от Стешкиного «Ой, мамуль, ты у нас прям, как девочка!» наша перезревшая девчонка несказанно воодушевилась и рванула брать быка за рога. Ну, а в нашем случае — рябину за… За что, кстати?.. За сук, наверное.
Как отреагировал рябиновый сучок на розовый клочок — неизвестно — мы со Стеф остались в моей комнате, чтобы не мешать их общению. А вот «девочка» Настя, кажется, всерьёз задалась целью завладеть фамилией и кошельком дяди Паши. Ну и овощ ей в помощь!
— Кар-рау-ул! — горланит Ричард и суетливо мечется по подоконнику.
— Да успокойся, Ричи, уже не горим, — бросаю ему раздражённо, но мыслями я не здесь…
Так-то да — караул по всем фронтам!
Стешка утешает Ричарда, рассказывает ему о своём неудавшемся завтраке и о беспокойстве за Алекс. Из комнаты, где Вадик уединился с молодой женой, периодически доносится какой-то грохот (мебель крушат, наверное), но почему-то криков нет. Хотя Алекс никогда не была горластой…
— Как думаешь, они п-помирятся? — спрашивает Стеф то ли у меня, то ли у ворона.
Пусть отвечает Ричи. А мне зачем об этом думать, если главные герои этой мелодрамы уже решают вопрос?..
А я думаю о том, как бы никто не спёр мои саженцы. И размышляю, как бы мне быстро и не слишком дорого воздвигнуть качественный забор и где в это время найти свободных и толковых кровельщиков… А ещё думаю… почему же я никогда не замечала, что у нашей мамы такой противный голос. Особенно сейчас, когда она на тонкой ноте произносит: «Павлуша». Разговор из кухни почти не слышен, но вот это её «Павлик» и «Павлуша», как пенопластом по стеклу.
Вот и Стешке завывания нашей девочки-припевочки, похоже, режут слух.
— Ай, а вдруг мама с дядей П-пашей… ну… захотят б-быть вместе?..
— Значит, будут, — я пожимаю плечами.
— А к-как же п-папа? — расстроенно бормочет Стефания.
Папа… А что папа? Он безвозвратный попаданец в волшебный мир информатики и наноэлектроники. Пиликнет напоминалка — вынырнет ненадолго — поздравит дочь с днём рождения или там со свадьбой какой-нибудь… Отслюнявит деньжат и с нетерпением провалится обратно — тестировать, оптимизировать, модернизировать… Ну-у, найдёт, наверное, для своего тоскующего смычка какой-нибудь другой инструмент — поспокойнее. Наша-то мама ну ни разу не Скрипка — скорее уж балалайка долгоиграющая. А Пал Ильич как раз уже матёрый балалаечник, так что глядишь — и сыграются…
Когда скрипнула дверь в комнате напротив, Стешка ломанулась в коридор, как сайгак. Выглядываю следом… и удовлетворённо улыбаюсь. Вадик, весь потрёпанный и с ободранными рожей и шеей, приглаживает вздыбленные и наверняка прореженные волосы.
Ну что — отыгрался хрен на Скрипке?!.
Но несчастным Вадька не выглядит — значит, подлатал-таки семейную лодочку… Аминь! Бросаю вопросительный взгляд на застывшую в дверях Алекс. Стешка уже повисла на ней — обнимает, целует и что-то тихо и быстро бормочет, а Алекс, поглаживая младшенькую, смотрит на меня.
Но ещё более выразительным взглядом меня сверлит Вадик. Жуть как это бесит! Для меня всё вот это чтение между строк, как биология за девятый класс — смотрю в книгу, вижу фигу. Ну… ладно, пойду разбираться.
— Стеш, наколдуй нам завтрак, пожалуйста, — прошу сестрёнку, — только на крыс больше не
