Аркадия (СИ) - Козинаки Кира

Марк Ротко говорил, что молчание обладает невероятной точностью, и неважно, будь то суть взаимодействия непонятого гения со скудоумным обществом, единственно ожидаемая реакция на мучительно острое искусство или момент, когда два истерзанных сердца начинают биться в унисон, находя что-то бесценное на руинах пылающего дома, и, не произнося ни слова, клянутся в самом важном. Я с тобой. Я тебя не оставлю. Я больше никуда не уйду.

Оказывается, шишки горной сосны, загораясь, стреляют на расстояние в пятнадцать, а то и в двадцать метров и незаметно, но стремительно разносят пламя, которое куда опаснее и безжалостнее того, что сейчас стирало воспоминания одного дома: стоит чуть-чуть не уследить – и огонь разрастётся до фатальных масштабов и уничтожит весь посёлок. Об этом я узнала из рассказов старожилов, когда следом за пожарными расчётами, лесничими и местной администрацией к дому стали стекаться люди: хватающиеся за головы мужчины, взволнованные женщины и то и дело вскидывающие руки с телефонами в воздух туристы, словно чья-то беда способна добавить перца в их отпускной фотоотчёт.

– Тогда хватило одной искры, – теребя пальцами кепку, поделился Виталий Терентьевич, знакомый мне по списку ухажёров тёти Агаты. – Когда это было? Семь, кажется? Да, семь лет назад. В доме с той стороны посёлка проводили сварочные работы, а лето было жаркое, трава сухая. Мы и опомниться не успели, а лес уже в огне. Наши, – он кивнул на деловито раздающие указания женщину в камуфляжном костюме, – не справлялись своими силами, ветер постоянно менялся, огонь расползался, пришлось вызывать вертолёт. А пока горело, ещё пошли взрывы от военных снарядов, их тут в песках много. Страху-то было! Остановили пожар за день, а вот тушили ещё полтора месяца – караулили, окапывали, проливали. Семь гектаров леса тогда погорело. Только бы в этот раз обошлось…

– День сегодня прохладный, влажный, – поддержал его кто-то из толпы. – И ветра почти нет. Может, и не расползётся…

Пока пожарные боролись с огнём и спасали дом – хотя всем, в общем-то, было очевидно, что спасать там уже особо нечего, – добровольцы под предводительством той самой деловой женщины в камуфляже, которая оказалась главным лесничим, несколько раз обошли близлежащую территорию, тщательно обследуя местность на предмет новых и пока неприметных, но несущих погибель очагов возгорания. Я тоже вызвалась помочь, но плелась позади, отставала, зачем-то поднимала с земли тёплые обуглившиеся шишки и складывала их в карман худи, испытывая запоздалый ужас от мысли, что огонь сегодня мог поглотить не только дом Ильи, но и всю Аркадию, а значит – и меня.

Впрочем, нам повезло: к тому времени, когда окончательно стемнело и на чистом небе засветилась надкусанная луна, пожар удалось локализовать. Толпа облегчённо выдохнула и заметно поредела, темы для разговоров сменились – теперь всех интересовало, а что же, собственно, произошло, что стало причиной, откуда взялась та самая единственная искра. Но ответов на эти вопросы пока никто не знал.

Зато кто-то заботливо принёс из дома термос с горячим чаем, бутерброды и пирожки для поднятия боевого духа собравшихся. Кто-то принялся вполголоса обсуждать необходимость сбора средств для погорельца. А какой-то не пойми откуда появившийся нетрезвый мужичок в засаленной фуфайке начал потрясать полупустой бутылкой самогонки и настойчиво предлагать всем выпить, жутко расстраиваясь, когда соседи пытались отправить его домой отсыпаться.

Но гораздо больше этого надоедливого пьянчужки меня раздражали охающие тётушки, которые усердно, как водой из пожарного рукава, поливали Илью своей жалостью. Бедный, несчастный мальчик, сколько же на него свалилось, сколько же ему пришлось вынести, за какие грехи ему всё это, господь бог совсем его не щадит – от их заунывных причитаний даже мне становилось дурно, хотелось взорваться, закричать, остановить этот поток ненужной, непрошеной жалости. А вот Илья выносил всё довольно стойко, даже равнодушно, лишь хмурился иногда, отрешённо кивал и время от времени беспокойно оглядывался по сторонам, пока не находил в толпе мой взгляд. «Ты сильный. Ты справишься.Мысправимся», – говорила я ему одними глазами, и он будто бы успокаивался, возвращаясь к прежнему апатичному состоянию.

А время тянулось медленно, как густая чёрная смола.

В какой-то момент мне позвонила тётя Агата, и я, тронув Илью за плечо и дав понять, что отойду ненадолго поговорить, нырнула в лес – подальше от людского шума. Выяснилось, что тётя задержалась в городе, но даже туда уже добрались ожидаемо обросшие невероятными подробностями слухи о пожаре в посёлке. Я убедила её, что угроза миновала, а дом… дома у Ильи больше нет, зато вроде бы есть я. Нет, не вроде бы, а точно – у неготочноесть я, и я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы так было всегда. В горе и в радости.

– Я собиралась вернуться сегодня, – вздохнула тётя Агата в трубку. – Но не уследила за временем, засиделась, а сейчас, говорят, дорогу перекрыли на случай, если понадобится больше пожарной техники, перестраховываются, так что… Может, останусь тут до утра. Ты как, справишься без меня, Мирусь?

– Конечно, – отозвалась я, прислонившись виском к стволу дерева. – Котов покормлю.

– Да, буду тебе очень благодарна. Звони в любое время, если вдруг что. И ещё, – она снова вздохнула, а затем заговорила полным ласки и тепла голосом, – передай, пожалуйста, Илюшке, что двери моего дома всегда для него открыты.

– Передам, – улыбнулась я. – Обязательно передам, тёть Агат, спасибо.

Убрав телефон в карман, я прикрыла глаза и ещё какое-то время постояла в обнимку с шершавой сосной, переводя дух и готовясь снова быть смелой и надёжной, а затем резко обернулась, услышав треск ветки где-то в глубине леса. Страха не было: самым хищным зверем, обитающим в этих местах, значился волк, одна штука, а с ним мы вроде неплохо подружились, и я вгляделась в темноту, ожидая появления лохматого, но добродушного чудища с прозрачными глазами. Однако Тузик ко мне так и не вышел, и я подумала, что где-то там, в буреломах, затаился кабан, олень или, может, заблудившийся бобр, и хотела уже вернуться к людям, к Илье, когда звук повторился.

Я снова уставилась в темноту: а вдруг это не животное, вдруг это предсмертно похрустывает медленно тлеющий от незамеченной шишки лес? Ну мало ли, попала в кусты или в валежник, схватилась не сразу – я точно не знала, как это работает, но игнорировать и рисковать было нельзя. Оглянувшись на дорогу, я решила не сеять панику понапрасну и не звать на помощь раньше времени. Проверю сама. Увижу животное – уйду.

Бесшумно передвигаясь между деревьями и старательно всматриваясь в подсвеченные луной силуэты, я вскоре вышла на свою родную, на ощупь знакомую тропу, и тут звук раздался снова – совсем рядом. А сразу после этого я увидела его источник: прямо на песке, прижавшись спиной к толстой сосне, подобрав колени к груди, опустив голову и теребя пальцами сухую ветку, сидел человек, о существовании которого я за последние несколько часов абсолютно забыла. А теперь вспомнила, и внутри мгновенно зародилась тревога.

Глава 17

– Ты что здесь делаешь? – спросила я, подходя ближе, и Светка вздрогнула, а затем подняла на меня заметно опухшее лицо с блестящими глазами.

– Уйди, – срываясь за глухой свист на последнем слоге, прохрипела она, резким движением разломила ветку пополам и отбросила её в сторону, вновь уткнувшись лбом в колени.

Я поджала губы, яростно борясь с желанием прислушаться к интуиции и выяснить, какого чёрта Светка прячется ночью в лесу, но в очередной раз становиться участницей её драмы и удостаиваться свежей порции оскорблений совершенно не хотелось, я слишком устала от этого. Шишка не горит – и ладно, а томиться на медленном огне собственной истерики Светка сможет и без меня, поэтому я развернулась и снова шагнула в лес, кинув напоследок нейтральное:

– Не засиживайся, тут опасно, можешь и кабана встретить.