Няня для родного сына (СИ) - Фомина Татьяна

Осторожно касаюсь пальцами дверного косяка, изображая лёгкий стук. Щегельский мгновенно отлипает от монитора, и я ловлю его взгляд.

– Вероника? Что случилось?

– Почему обязательно должно что-то случиться? – спрашиваю, а сама понимаю, что просто не могу от него отвернуться. – Я хочу, чтобы ты посмотрел за Кириллом. Недолго. Максимум часа два, может, три.

– Тебе что-то нужно?

– Да. Я хочу съездить на кладбище. К бабушке, – отвечаю.

– Давай, я отвезу.

– Нет. Не хочу пугать сына.

– Мы оставим его с дедом.

– Не надо, – прошу. – Я… Мне нужно побыть одной. Там.

– Хорошо, – соглашается Мартин, подходя почти вплотную. – Ну, что, справимся с тобой без мамы? – спрашивает он у Кирилла, забирая его у меня.

– Дя, – отвечает мой малыш.

– Я до обеда вернусь, – обещаю.

– Пойдём, проводим маму.

Мартин держит Кирилла на руках, провожая меня. Целую в щёчку сына и говорю «спасибо» Мартину, и пока машина выезжает, сынок машет мне рукой.

– Думал, он тебя не отпустит, – говорит Игорь Петрович.

– Мартин? – удивлённо переспрашиваю.

– Да нет. Кирилл.

Улыбаюсь. Я уже скучаю по нему.

– Мне нужно купить цветы.

– Хорошо. Сейчас заедем и купим.

Игорь Петрович останавливается у цветочного магазина и выходит вместе со мной. Бросаю удивлённый взгляд.

– Тут извини. Приказано одну никуда не отпускать. Видно муж боится, что сбежишь, – шутит мужчина.

– Да куда я сбегу? – ворчу себе под нос.

– Это ты будешь потом сама объяснять.

Покупаю бабушкины любимые розы. Слёзы наворачиваются на глаза, когда рассчитываюсь с продавцом. И всю дорогу молчу, вспоминая ба, на мгновение представляя, как бы она гоняла и строила Мартина. Почему-то эта картинка вызывает грустную улыбку. Как же мне сейчас её не хватает.

Игорь Петрович понимает моё состояние и тоже молчит. Объясняю, куда надо проехать, штурман из меня так себе.

Помню, я долго не могла найти могилу бабушки, когда вернулась из Бельгии, и сейчас боюсь, что опять буду плутать между памятниками и крестами. Но ошибаюсь. Возле могилы вижу мужскую фигуру, и я точно уверена, что это могила моей бабули.

Тихо подхожу и встаю рядом с Робертом. Он, не отрываясь, смотрит на фотографию, высеченную на белом мраморе.

На могиле лежат бабушкины любимые ярко-красные розы. Кладу рядом свой букет.

– С днём рождения, Катюша, – произносит Роберт. – Теперь не выгонит, – говорит Роберт уже мне.

– Это вы поставили ей памятник? – спрашиваю.

Хотела сама заказать памятник, но когда вернулась из Бельгии, памятник уже стоял, и я решила, что это Лехманы поставили. Но сейчас, всматриваясь в выгравированный портрет, понимаю, что фотографию рисовала та же рука, что и портрет, который висел у нас в доме.

– Я.

– Спасибо.

– Это всё, что я мог для неё сделать. И, если ты не против, я выкупил место рядом с ней, чтобы хотя бы там быть вместе.

– Почему бабушка вас так не… любила? – смягчаю негативное отношение. Ведь Роберт на самом деле оказался не таким, каким описывала его ба.

Роберт долго молчал, а потом заговорил:

– Катя приехала на практику по обмену. Тогда это было не так просто, как сейчас. Она попала в мою группу вместе с Лехманом.

– С Савелием?

– Да. Не нужно говорить, что мы оба пытались обратить на себя её внимание. Только каждый по-разному. Я был слишком самоуверен, наверное, это и оттолкнуло её, а я не понял. А когда понял, то было уже поздно. Лехман же не отходил от неё ни на минуту. Комиссия в нашей группе нашла серьёзную ошибку. Лехман сказал, что это я подделал его записи, чтобы его отчислили. – Роберт тяжело вздохнул. – Катя после этого стала с ненавистью смотреть в мою сторону. Она всегда приходила с записной книжечкой и вела записи, словно контролировала каждый шаг. Коричневая такая.

– Коричневая записная книжка? – переспросила.

– Да. Именно там она вела записи. Но со мной общалась исключительно по практике.

– Вы так и не сказали ей ничего?

– Нет. Она бы всё равно не поверила. А потом мне сказали, она была влюблена в Савелия с самого начала, и моё признание выглядело бы, словно я пытаюсь специально оговорить его. Тем более я знал, что у Лехмана была невеста, но Катя ничего не хотела слушать.

– Но почему вы ничего не сказали?!

– Если сейчас Мартин скажет тебе, что он не виноват в том, что с вами случилось, ты ему поверишь?

– Наверное, нет.

– Вот поэтому я ничего и не сказал. Это ничего бы не изменило. А оправдываться в том, чего не делал, я не хотел. И никогда не буду.

– А бабушка?

– Я думаю, она сама догадалась, что Лехман ей солгал. Она тоже вычеркнула его из своей жизни, и никогда не принимала от него никакой помощи.

– Откуда вы это знаете?

– Я всё знаю, – усмехнулся Роберт. – Катя была слишком гордая. Лехман тоже её любил, несмотря на то, что был женат на другой. Он случайно узнал о твоём отце. Это был единственный раз, когда он приезжал к Кате, но она его не пустила. Так же как и меня. Получается, что мы оба любили её. А она? Она не хотела простить никого. Катя не прощала ошибки. Никому.

Некоторое время мы стоим молча, думая каждый о своём. Стараюсь переосмыслить то, что рассказал Роберт, даже не представляя, как сложилась судьба, если бы бабушка была вместе с дедом Мартина.

Я уехала раньше, оставив Роберта одного. Меня ждёт сын.

– Игорь Петрович, мне нужно ненадолго заехать домой, – прошу водителя Щегельских. Он хмурится. Ему явно наказали не отклоняться от маршрута, но отказать мне он не может, и в итоге соглашается.

Не собираюсь здесь задерживаться, беру записную книжку, оставленную на комоде, и сразу же возвращаюсь.

Прямо в машине осторожно снимаю резинку. Кожаная обложка была затёртой, было видно, что блокнотом часто пользовались. С замиранием открываю первую страничку. На ней были записаны числа. Почерк был бабушкин, в этом не было никакого сомнения.

Осторожно перелистнула страницу, боясь, что записи могли пострадать, но даже чернила не выцвели. А вот цвет чернил различался, и я поняла, что бабуля дописывала потом свои замечания. Это был её, даже не дневник, а скорее всего дорожные заметки.

«Ура! Я еду в Нью-Йорк! Даже не верится, что моя работа заняла первое место в конкурсе!»

Рядом на полях, мелким почерком было добавлено: «Нашла чему радоваться, лучше бы Маринка поехала вместо тебя».

Следующая страница: график работ, список покупок и вещей, который ба планировала взять с собой.

«Меня и ещё одного студента определили в одну группу. Курировать будет (самое смешное!) русский. Просто он живёт в Америке. Его зовут Роберт».

Сердце забилось, словно я коснулась чего-то, о чём ба никому не рассказывала.

На следующей странице шёл список мест, которые бабуля собиралась посетить.

«Этот русский американец просто несносен!»

Добавлено и зачёркнуто: «А ты, дура, глаз с него не сводила».

Следующая страница:

«Савелию не нравится Роберт. Поссорились из-за пустяка, а у нас работа».

Дальше шёл график работы, и напротив каждого пункта стоит галочка. Узнаю бабулю.

«Роберт не допустил Савелия к опытам. Он был прав, но Савелия жалко».

«Роберт невыносим!!!»

Что ещё натворил дед Мартина, сказано не было.

«Иногда мне кажется, что Роберт слишком придирчив, но в расчётах Савелия я нашла ошибку».

Приписка: «А ведь если бы не Роберт, мы бы тогда вылетели с марафона».

Несколько страниц вырвано.

Пункты 2, 4, 5, 8 с пометкой: «проверить».

Наверное, сами пункты были записаны на вырванных листах.

«Савелия отстранили от работы. Роберт сказал, что он не набрал нужное количество баллов, а Савелий винит в этом Роберта. Мне жалко парня. Он очень расстроен, но обещал остаться до конца марафона».

Приписка: «А ты ему поверила».

Кому из них поверила ба, было не понятно.