Даниэла Стил - Калейдоскоп
Александре всегда было жаль расставаться с матерью. На улице Варенн так легко дышалось! Ей было хорошо в родительском доме. Но это несправедливо! Ведь она искренне любит Анри и дочек, они — смысл ее существования. Вот только… Рядом с Маргарет она начинала тосковать по какой-то иной, более простой и беспечной жизни. Без тяжелого груза ответственности.
Приехав домой и по-прежнему находясь во власти подобных мыслей, Александра разделась, приняла ванну и достала строгое черное закрытое платье, которое ей предстояло надеть в Елисейский Дворец.
Еще когда она сидела в ванне, дети прибежали поздороваться с ней. А начав одеваться, она услышала шаги в кабинете мужа. Однако он не зашел поговорить с ней, и она увидела его, только сойдя в холл, чтобы ехать на прием. На Александре было платье с высоким воротом, длинными рукавами и длинной элегантной юбкой с золотым шитьем. Сверху она надела соболиный жакет и вдела в мочки ушей подарок отца — бриллиантовые сережки.
Анри в обычной сдержанной манере выразил ей свое восхищение:
— Ты изумительно выглядишь.
— Спасибо.
Ее осветленные волосы были уложены в аккуратную прическу а ля Грейс Келли. Анри остался доволен.
— Хорошо провел день? — спросила она, скрывая внезапно накатившую грусть. Неужели он ее так и не поцелует?
— Спасибо, хорошо.
Временами они вели себя как чужие. Вот и сейчас официоз момента отодвинул на задний план воспоминания о ночной близости. Анри помог жене сесть в машину, и они тронулись в путь — каждый думал о своем. Они были рядом и в то же время — на разных планетах.
Из окон второго этажа на них смотрели две девочки в ночных рубашках.
Глава 12
В тот день, после встречи с Артуром Паттерсоном, который признался, что не знает, где ее сестры, Хилари показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Ей всего семнадцать, а для нее уже все кончено. Годами она жила надеждой разыскать Александру и Мегану, и вдруг — полная безысходность. Они бесследно канули.
На другой день она отправилась на свою первую настоящую работу опустошенная, с тупой болью в сердце. Внешне держалась спокойно, с сухими, холодными глазами. Никто не мог бы догадаться о ее душевной муке. Она держалась только за счет своей твердой решимости выжить — несмотря ни на что! — и ненависти к Артуру.
Проходили дни. Проходили ночи. Хилари чувствовала себя роботом, однако превосходно справлялась со своими обязанностями. Она усовершенствовала навыки машинописи, осилила по самоучителю стенографию и, как обещала несколько лет назад, поступила в колледж, на вечернее отделение. Во всем придерживалась давнего плана, но действовала чисто механически, помня, что ей необходимо преуспеть. Вот только теперь она не знала — зачем. Некому что-то доказывать. Ее успехи никому не нужны. Никто в целом мире ее не любит.
Хилари проработала на этой должности год, затем нашла себе место получше. Оказалась в лучшем положении с другими соискателями, так как, работая в бюро по найму, первая узнавала о вакансиях. Блестяще выдержав собеседование, стала секретаршей в телекомпании Си-Би-Эй-Новости. Здесь ей платили вдвое больше. От нее требовались быстрота, смекалка и исполнительность. Хилари обладала этими качествами. Учебу в колледже она продолжала. Ей постоянно повышали жалованье. Со временем Хилари стала секретарем-референтом, потом — ассистентом режиссера, а затем — не прошло и пяти лет — режиссером вечернего блока новостей. Ее блестящие способности не остались незамеченными.
В двадцать три года Хилари окончила колледж. Ее карьера стремительно набирала обороты. Начальство ценило Хилари, а подчиненные побаивались. Друзей у нее практически не было. Она держалась особняком и всю себя посвятила работе. Ее телевизионные программы были выше всяческих похвал. О ней шла молва как о незаурядной личности.
Когда Хилари стала одним из ведущих режиссеров, шеф отдела новостей Адам Кейн пригласил ее поужинать и таким образом отметить ее новое назначение. Она поколебалась и приняла приглашение. Было бы недальновидно им пренебречь. Они поехали в «Брюссель» — пили шампанское, беседовали о делах, о возрастающей роли телевидения в жизни современного общества. Шеф повторял, что перед самой Хилари — блестящее будущее. Адам Кейн был немало удивлен, узнав, что у нее самой все рассчитано на много лет вперед и что честолюбием она превосходит его самого.
— Слушай… Давай кончать эту канитель — то ли производственное совещание, то ли митинг в защиту прав женщин. Откуда у тебя столь далеко идущие планы?
Адам Кейн был мужчиной приятной наружности, с каштановыми волосами и добрыми карими глазами. Ему был присущ философский взгляд на вещи.
Он еще не встречал женщин, которые бы так откровенно признавались в неумеренном честолюбии. Адам был удивлен. Как раз недавно он развелся с женой, которая заявила, что не желает оставаться только домохозяйкой, женой и матерью. У них было двое мальчишек и дом в Дарьене — и вдруг он всего этого лишился. Осталась лишь одинокая квартира на Вест-Сайд. И вот теперь перед ним сидела молодая женщина и толковала о «корпоративном управлении».
Адам Кейн не сдержал улыбки. Она так хороша собой — и в то же время ей недостает чего-то очень важного.
— А как же те женщины, которым хочется иметь детей и жить за городом? Это вышло из моды?
Хилари тоже улыбнулась. Что это она разболталась? Просто слишком редко встречалась с мужчинами. Забыла, что о таких вещах лучше помалкивать. К тому же сейчас перед ней сидел не худший представитель мужской породы.
— Для некоторых это исключается.
Хилари не собиралась оправдываться. Она знает, чего хочет, и ее ничто не удержит. С семнадцати лет она убегает от демонов — возможно, ей суждено убегать вечно. Ничего не поделаешь. Но… ему ведь не объяснишь.
Все эти годы Хилари жила одна, ездила на работу, и больше ее ничего не интересовало. Адам понял это и насторожился. Он-то знал, что в жизни много приятных вещей. Адаму исполнилось тридцать восемь, а женился он в двадцать три. У него появилось ощущение, что встреча с Хилари может расширить его жизненные горизонты.
— Разве вам не хочется иметь мужа и детишек?
Хилари покачала головой. У этого человека доброе, располагающее к себе лицо. Похоже, с ним не нужно лукавить.
— Это для меня неважно.
Она могла бы добавить: мне не нужен никто, кого я могла бы потом потерять… особенно дети… две маленькие девочки, которых могут забрать. Больше она этого не допустит. Лучше навсегда остаться одной. Пусть изредка щемит сердце. Как сейчас, когда она смотрит на Адама и невольно представляет себе, каково это — быть близкой с таким человеком. Или на нее подействовало шампанское?
