Снегурочка для олигарха (СИ) - Бессмертная Майя

Мы перемещаемся в гостиную, к телевизору. На экране — новогодняя комедия Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром»! Мальчик морщится при виде Жени Лукашина, и заявляет:

— Не люблю этот фильм! Какая-то муть.

— Почему? Это культовая комедия. Твоя прабабушка её обожала.

Марат поджимает губы, и тычет пальцем в экран:

— Лукашин — алкоголик и мямля. Надя эта — вообще шалава. С женатым всю жизнь встречалась, а потом бросила нормального мужика ради какого-то незнакомого алкаша.

Улыбаюсь. Ну, что сказать? У нас — абсолютно разное мировоззрение. Я всю жизнь смотрю эту комедию, как сказку, с добрым и счастливым концом. И никогда не думала её разобрать по косточкам, как мой сын.

— Давай переключим. Иду на примирение, и отправляюсь на кухню, заварить себе очередной пакетик с волшебным лечебным порошком. Сейчас выпью кружку этого лимонного напитка, и приду в себя. А то, сейчас отчётливо ощущаю, как температура тела ползёт вверх.

Завариваю порошок, и возвращаюсь в гостиную, аккуратно ступая, чтобы не разлить живительный напиток. Марат, свернувшись клубочком, сопит на продавленном диване, положив под голову небольшую подушечку.

Смотрю на мальчика с умилением. Господи, как хорошо, что в Рождественскую ночь сын всё-таки решил остаться со мной. Даст Бог, мы сможем наладить наши отношения, и мальчик однажды назовёт меня «мама».

Ставлю чашку на журнальный столик, и сажусь рядом с сыном на диван. Вот он, совсем рядом. Такой родной и, в то же время, такой чужой.

Нагибаюсь и целую мальчика в прохладную щёку. Она у него, видно, отморожена — шершавая на ощупь и слегка красноватая. А родимое пятно у правого уха — очень милое, вытянутой формы, совсем его не портит. Ощутив прилив материнской любви, я утыкаюсь носом в свитер ребёнка и вдыхаю его запах.

Как прекрасно!

Слёзы катятся у меня из глаз, но я не замечаю этого. Я в Рождественскую ночь, рядом со своим сыном — что может быть чудеснее? Разве, не об этом я мечтала?

Устраиваюсь возле дивана. Сейчас принесу сюда подушку и одеяло. Буду спать на полу, рядом с сыном. А то вдруг, он проснётся, и решит уйти, пока я сплю? Нет, я не могу этого допустить.

Несмотря на простуду, я устраиваюсь на холодном, жёстком полу, и сворачиваюсь калачиком, чтобы побыстрее согреться. Вот так. Никто в мире не отберёт теперь у меня Марата. Я буду драться за его любовь и приложу все силы, чтобы больше никто и никогда, не назвал меня кукушкой!

Глава пятнадцатая

Открываю глаза и понимаю, что жутко замёрзла — зубы стучат от холода, а всё тело — в мурашках. Я поднимаю голову, и оглядываюсь — почему я сплю на полу? Может, я вчера из-за высокой температуры потеряла остатки ума, и решила, что я — собака?

М-да, могло бы быть смешно, если бы не было так грустно…

Горло болит просто нестерпимо. Нужно найти спрей для горла, в аптечке должно быть это чудодейственное средство. Кажется, простуда и не думает отступать. Мой мозг — словно в тумане, пытается восстановить события вчерашнего дня.

Закашлявшись, я осматриваю полутёмную комнату.

Увидев рядом с собой диван, на котором спит мой сыночек, я тотчас всё вспоминаю — Марат у меня дома! Ну, конечно, как я могла забыть? Мальчик спит, раскинув руки в разные стороны. Плед, которым я заботливо его вчера накрыла, упал на пол, но сыну, кажется, это совершенно не мешает.

Вскакиваю, и смотрю на часы — семь утра. Пусть мальчик спит, я не буду его будить. Лучше побегу на кухню, приготовлю для сына что-нибудь вкусное к его пробуждению.

Подхожу к сынишке — какой же он трогательный! Как жаль, что он уже вырос, и я пропустила так много из его детства — и первое слово, и первый шаг, и первую ложку прикорма. Всё это счастье, увы, досталось не мне. Но, я очень надеюсь успеть всё остальное. Ведь впереди — целая жизнь!

Я плетусь на кухню, ёжась от холода. К сильному шуму в ушах и больному горлу присоединился кашель — сухой и навязчивый. Это очень плохо. Конечно, врачом работать я так и не пошла, но медицинский всё же, окончила. И понимаю, что у меня есть все возможности получить воспаление лёгких.

Так-так, надо бы сходить после праздников к терапевту, сделать рентген, обследоваться.

Достаю из шкафчика муку, картошку, яйца. Сделаю драники. Сытно и очень вкусно. Надеюсь, Марат оценит — вряд ли его много раз баловали приготовленным завтраком.

Почистив картофель, я ставлю подмышку градусник — что-то мне совсем нехорошо, какая-то вселенская слабость и усталость навалились. Если сейчас достану блендер, чтобы измельчить картофель — мальчик проснётся от грохота техники, а мне совсем не хочется его будить. Придётся тереть клубни на тёрке — это, конечно, отнимет много сил, но оно того стоит. Уж очень хочу увидеть его восторженные глазёнки при виде готового завтрака!

38.8.

Что ж, неприятно. Температура никак не уходит. Да ещё и ночь провела на холодном жёстком полу.

Натерев картошку на тёрке, складываю в миску все ингредиенты. Раздирающий горло кашель душит меня. Но он уже не сухой, как при пробуждении, а вязкий — с мокротой и прожилками крови.

Очень плохо. Послезавтра же попробую пойти на приём. Или, лучше вызвать врача на дом?

Когда по кухне поплыл аромат завтрака, я улыбаюсь — отлично. Приготовлю Марату какао с молоком, и тогда можно будет будить — почти девять утра. Долго же я возилась с завтраком из-за своей простуды!

Руки трясутся и плохо слушаются, но я упрямо переворачиваю ароматные драники на сковороде. Вот так.

— Доброе утро.

За моей спиной раздаётся тихий голос сына, и я оборачиваюсь. Мальчик стоит в дверном проёме и щурится от яркого света лампы.

— Доброе утро, дорогой. Иди, умывайся. Я на стиральную машину положила для тебя новую зубную щётку. А потом приходи завтракать, я ещё какао сейчас налью.

Марат закусывает верхнюю губу. Видно, что он в некотором замешательстве — скорее всего, не до конца верит мне.

— Вы это для меня готовите?

— Ну, конечно. Я же твоя мама и буду теперь о тебе заботиться.

Судорожный кашель прерывает мою речь, и я склоняюсь над раковиной. Кажется, мальчик снова обратился ко мне на «вы»? Ну ладно, он постепенно привыкнет.

— Вам нехорошо?

Ага, точно, на «вы».

— Нет-нет, не волнуйся. Просто кашель. Иди, умывайся.

Сын кивает и уходит с кухни, а я бросаюсь делать какао. Бедный мальчик, за ним никто и никогда не ухаживал! Он обижен на всех, и не знает, что такое — родительская любовь. Ну, ничего.

Новый приступ кашля заставляет меня согнуться пополам. К голове приливает жар, а по телу проносится волна дрожи. Кажется, мне всё же нехорошо. Наверное, следует начать пить антибиотики — так будет надёжнее. Но, сейчас их можно купить только по рецепту. Очень жаль.

Ладно.

Я всё равно сейчас не могу оставить Марата одного в квартире, чтобы сбегать в аптеку — очень боюсь, что мальчик уйдёт. Пока буду лечиться тем, что есть в наличии. Хотя, можно предложить ему вместе прогуляться по магазинам.

Размешав какао в чашке, я ставлю горячий напиток на стол, и выключаю плиту. Слава Богу, закончила. Ноги трясутся от слабости — ещё и пришлось у плиты плясать.

В ту же секунду на кухню заходит мой сын. Он снял свой свитерок, и сейчас на нём — хлопчатобумажная чёрная футболка и джинсы.

— Присаживайся, давай завтракать.

Марат в нерешительности садится на край стула и смотрит голодными глазами на драники.

— Это правда, мне?

У меня перехватывает дыхание. Боже, мне же все твердили, что хоть приёмные родители и не любили мальчика, но они о нём хорошо заботились. Так почему же обычный завтрак из обычных продуктов вызывает у моего мальчика такой неприкрытый интерес?

— Конечно, а что тебя изумляет? Ты никогда не ел драники?

Мальчик пожимает худенькими костлявыми плечами:

— Не знаю, мне кажется, нет.

— А твоя приёмная мама, какой завтрак тебе готовила обычно?

— Настя? Да никакой. Сначала я в садик ходил, перед ним — не кормили. На выходных она обычно кашу быстроразводимую из пакетика мне заваривала. А когда в школу стал ходить, так сам завтракал, что дома было.