Снегурочка для олигарха (СИ) - Бессмертная Майя
Хм, странно. Мне казалось, приёмные родители мальчика обеспечивали его полностью. Ну ладно, я мать, и я обязательно всё исправлю. Пусть только Марат останется со мной. И одежду новую купим, и ремонт в квартире сделаем.
— Ты забыл в кафе свой салатовый шарф, он у меня, не беспокойся.
Я достаю шерстяное изделие из сумочки и отдаю законному владельцу. Сын расплывается в счастливой улыбке:
— Спасибо, а то без него уж очень холодно.
Сердце защемило от этих слов. Господи, бедный мой ребёнок. Чтобы не разреветься (какая я сентиментальная), закусываю нижнюю губу. Боль отрезвляет меня.
— Проходи, осматривайся. Чувствуй себя как дома. Я простыла, кажется. Боюсь, как бы тебя не заразить.
— Не заразите, не волнуйтесь. Я закалённый.
Сын пожимает плечиками, и проходит в гостиную, где мелькает телевизор с выключенным звуком. Я иду за ним, и выжидательно стою в сторонке, оглядывая сына со спины. Боже, какой же он худенький!
— А почему ты закалённый? Спортом занимаешься?
Я пытаюсь поддержать разговор, цепляясь за последнюю фразу, сказанную мальчиком. Боже, как же тяжело. Нам придётся знакомиться и узнавать друг друга с нуля. И это будет очень непросто — ведь Марат мне не доверяет, и я это чувствую.
Сын пожимает худенькими плечами, и небрежно говорит:
— Каким спортом? Нет, из дома постоянно убегал, под мостом спал, на картонках, в подвалах — где придётся. Так что никакая зараза ко мне не пристаёт!
Он с такой небрежностью это сказал, что меня всю передёрнуло. Боже, как же натерпелся мой мальчик за эти годы! Конечно, хорошо, что в приёмной семье над ним не издевались, но иногда, равнодушие — самое ужасное.
У меня перехватывает дыхание, как будто горло кто-то сжал своей железной рукой. Боже, сколько же дров я наломала!
— Прости меня, прости!
Я бухаюсь на колени перед сыном, как подкошенная, и хватаю его за руку. Мальчик испуганно замолкает и смотрит на меня с какой-то грустью. Он меня никогда не простит и не примет!
Ну, почему, я послушалась бабушку?
— Вы одна живёте?
Марат обводит глазами мою гостиную. Киваю.
— А мой отец? Он где?
Я, конечно, должна была продумать ответ на этот вопрос, но я не ожидала, что мальчик вот так объявится, как снег на голову.
— Твой папа женат. Не на мне. У него другая семья.
— Понятно. Значит, я просто вам обоим был не нужен.
Марат слегка прищуривает свои серые глаза, и я сглатываю слюну. Как бы не разреветься? Дышать становится трудно — нос снова распухает из-за отёка слизистой.
Поднимаюсь с колен, и держу сына за прохладную ладонь. Боюсь, что он сейчас развернётся и уйдёт. И я потеряю его навсегда.
— Твой папа не знает, что ты вообще существуешь. Я ему не сказала, что беременна. Не надо на него думать плохо, он не в курсе.
Глаза мальчика расширяются, и в них загорается огонёк надежды. Кажется, я всё сделала правильно — не дала мальчишке разочароваться в отце. Пусть хоть один из нас будет для него безвинным. Значит, есть шанс, что и меня со временем он простит и примет.
— Как зовут моего отца?
— Павел. Ты очень на него похож.
— Скажите, его полное имя и фамилию. Я хочу его найти. Может быть, он будет рад, что у него есть сын. И тогда я буду с ним жить!
Я закусываю губу. Знакомить Марата с Пашкой не входило в мои планы. Тем более, таким образом.
Но, мальчик, похоже, твёрдо намерен найти своего кровного родственника. И, если я ему ничего не скажу, он просто уйдёт. Я ему абсолютно не нужна. А вот информация о том, что отец его не предавал и вообще не слышал о сыне ничего, порадовала Марата.
Ну, и что теперь делать?
Раздаётся звонок в дверь. Я выдыхаю — приехавший курьер ненадолго спасает меня от неудобного вопроса. Но, надежд, что сын откажется от поисков родного отца, практически нет.
— Пойдём чай пить с пиццей. И поговорим обо всём спокойно. Сегодня же Рождество. Я так мечтала быть с тобой рядом в эту ночь.
Мальчик пожимает плечами, и спокойно отправляется за мной на кухню. Усевшись друг напротив друга, я раскрываю коробку с ароматной пиццей, и наливаю сыну чай в большую кружку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Надо сказать, что усталость бетонной стеной навалилась на меня, и я понимаю, что простуда снова даёт о себе знать — глаза просто слипаются, а в голове начинает шуметь.
— Марат, я очень перед тобой виновата, я знаю. И я не буду тебе говорить, что так сложились обстоятельства — у меня нет оправдания. И ты вправе так ко мне относиться сейчас. Но поверь, я очень хочу всё исправить.
Мальчик с жаром накидывается на нехитрое угощение, и я ощущаю острый укол совести — какая же я мать? Кормлю сына лепёшкой неизвестного происхождения.
Не так должна была состояться наша встреча, совсем не так. Марат должен был войти в квартиру, где его всегда ждут — наряженную к празднику, с кучей вкусностей на столе, и с многочисленными подарками под ёлкой. Но, у меня нет ничего из этого — даже ёлки. Я не наряжаю её уже три года — с тех пор, как умерла бабушка тридцатого декабря.
Но, ничего не поделаешь, наверное, я на самом деле, никудышная мать. Как сказала приснившаяся мне Алевтина Петровна — кукушка….
Но я всё исправлю!
Сын молча ест, ничего мне не говорит на мою пламенную речь. Решив взять быка за рога, я начинаю изливать мальчику душу.
— Я искала тебя восемь лет! Я горячо молилась, чтобы однажды обрести тебя, обнять, объяснить тебе всё! Я знаю, что мне нет прощения, но, если ты захочешь, я тебе всё расскажу.
— Мне не интересно.
Понуро киваю. Ну да, мой сын — как недоверчивый волчонок. И он даже не хочет ничего знать! Как же мне с ним подружиться?
По телу начинают бегать мурашки, а нос снова закладывает. Да, похоже, действие волшебного порошка заканчивается.
— Так что? Вы мне скажете, где мой отец?
Марат с вызовом смотрит на меня, упрямо вздёрнув подбородок, совсем как папа. Левая бровь слегка подрагивает — значит, сын очень нервничает сейчас.
— Я не знаю. Он уехал из Столицы.
Не знаю, почему я придумала это, но язык уже сболтнул — дальше отступать некуда. Что ж, придётся держаться этой версии событий.
Мальчик опускает глаза в стол и принимается крутить пальцем по ободку чашки. При виде этого жеста, у меня темнеет в глазах — точь-в-точь так же делала моя покойная бабушка, когда о чём-то задумывалась. Неужели, передаются по наследству не только черты лица, характера, но и жесты?
— Где ты это всё время жил? У Саши Боголюбова?
— Да, у него мама очень хорошая, добрая. Она даже думала, чтобы меня усыновить.
От этих слов у меня внутри всё похолодело. Ну, уж нет! Я никому не отдам своего сына!
— Но ей не разрешат — Сашкин папа умер в том году, а одиноким не разрешают усыновлять ребёнка.
Хм. А я-то ведь тоже одинока. Или, если Марат — мой сын, на меня это правило не распространяется? Нужно будет обязательно поговорить об этом с Илларионовым по его возвращению.
— Оставайся у меня. Это и твой дом тоже.
Эту фразу я произношу с дрожью в голосе. Чёрт побери, как я боюсь услышать ответ мальчика! А что, если он сейчас откажется? Отвергнет меня? Скажет что-то грубое и обидное?
Да я и сама понимаю, что заслужила к себе такое отношение…
— Хорошо. Спасибо.
Сердце отчаянно забилось, и я не поверила своим ушам — это правда, или мне показалось из-за болезни?
— Во сколько ты ложишься спать? Я хочу всё-всё о тебе узнать.
Мальчик пожимает плечами:
— Часов в одиннадцать. Да мне всё равно, я люблю рано вставать.
Улыбаюсь. Отлично, вроде, разговор вошёл в нужное русло.
— А что ты любишь кушать? Ты мне скажи, я завтра приготовлю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Вы же болеете.
Морщусь, и хватаю сына за прохладную ладонь:
— Ради Бога, не называй меня на «вы». Я твоя мама. Если не можешь сказать мне мама, говори Настя. Только на «ты», пожалуйста.
— Замётано.
Выдыхаю. Опять этот молодёжный сленг. Ну, ладно. Потом поднатаскаю сына по русскому языку и литературе. Главное сейчас — без нравоучений, подружиться с Маратом.