Элизабет Хауэр - Полгода — и вся жизнь
Щеки Камиллы порозовели от жары. Она воображала, как она вместо матери поливает грядки и ходит ночью по саду. Ее руки оттянуты вниз тяжелыми сосудами. Она осторожно идет по узкой меже между грядками, зная, как это опасно, но не испытывая при этом никакого страха. В то мгновение, когда она закончит работу, из темного сада выйдет высокая стройная фигура в военной форме со светящимися в свете луны аксельбантами. «Камилла, как ты восхитительна и смела», — скажет прапорщик, возьмет ее руку и погладит ее своими красивыми длинными пальцами.
— Камилла, — сказал кто-то рядом и взял ее за руку. Девушка встала. Она была раздосадована. Перед ней стоял ребенок.
— Я думала, вы уехали в деревню, — сказала Камилла, но Рената, десятилетняя девочка, покачала головой и объяснила, что родители поедут одни, а она останется здесь с прислугой. Ночью Камилла будет спать у нее в комнате. Ее мама уже договорилась об этом с мамой Камиллы.
— Все уже решено, — сказала Рената, села рядом с Камиллой и спросила: — Что ты читаешь? Эту книгу я не знаю. — Она взяла книгу в руки, но Камилла резко вырвала ее и сказала зло:
— Не трогай, это не для маленьких детей.
Рената положила руки на колени и начала играть оборками своего передника.
— Значит, ты не хочешь спать у меня? — спросила она.
— Нет, — сказала Камилла, мечта которой о романтической встрече в ночном саду была так быстро разрушена, — ты действуешь мне на нервы.
— Почему? — спросила девочка чуть погодя, теребя оборки передника.
— Потому что ты всегда появляешься, когда тебя не ждешь или когда собираешься что-то делать, — ответила Камилла.
Девочка засмеялась.
— Что же ты собираешься делать ночью? — спросила она и вызывающе посмотрела на свою старшую подругу.
— Ты этого не поймешь, ты еще маленькая, — ответила Камилла еще более раздраженно.
— Ты не должна говорить так, как говорят мои родители, — сказала девочка с грустью в голосе. Она соскользнула со скамьи, присела около Пако и стала его гладить. Глаза Пако были закрыты, только иногда тихо вздрагивали его лапы, а из пасти тонкой струйкой вытекала слюна.
— Господин Вегерер, господин Вегерер, — крикнула вдруг девочка, когда опять услышала мелодию марша, — я сейчас приду к вам.
— Хорошо, Рената. Будешь моей помощницей, — крикнул в ответ Вегерер.
Девочка побежала, не взглянув на Камиллу, забралась на забор и спрыгнула по другую сторону. До Камиллы доносились обрывки разговора, смех, шум. Пако бегал вдоль забора и лаял.
— Ну и оставайся там сколько хочешь, — тихо сказала Камилла и открыла книгу. Но читать ей уже не хотелось. Она смотрела в сад, наблюдая, как день постепенно переходит в вечер и как от этого меняются все краски.
* * *Вечером Камилла без всякой охоты делала уроки в крошечной комнатке в домике привратника, где кроме этой комнаты были еще спальня, кухня и прихожая. Она услышала, как отец Ренаты выехал на машине из гаража, как фрау Бергер, горничная, укладывала багаж и, наконец, как мать девочки села в машину, быстро и громко отдав последние приказания. Она слышала, как девочка, беспечно прыгавшая около автомобиля, автоматически и робко отвечала на все слова матери «да». Наконец машина проехала через сад на улицу. Мария Лангталер открыла своему хозяину ворота. Закрывая их, она старалась не смотреть в сторону машины, чтобы не отвечать на кивок матери Ренаты. Камилла точно знала, что девочка сейчас стоит перед гаражом и оттуда может видеть, как она сидит, склонившись над тетрадями. Камилла стала усердно писать, перелистывать учебники и, наконец, включила свет, предварительно надев на лампу колпак из черной бумаги. Фрау Бергер позвала Ренату ужинать. Было слышно, как под ногами девочки заскрипел гравий.
— Ты уже знаешь, что сегодня должна спать наверху? — спросила мать Камиллу.
— Это все из-за тебя, — ответила Камилла.
— А что я могла сделать? — спросила мать зло.
Камилла пожала плечами. Она небрежно бросила книги и тетради в портфель, достала с кровати, где она спала с матерью с тех пор, как отец был на фронте, ночную рубашку, взяла журнал и книжку и ушла.
Перед дверью стояли кувшины с водой. Посмотрев на них, она опять вспомнила о прапорщике. Она обернулась, убедилась, что мать занята на кухне, и достала из ящика в шкафу пластинку, которая была тщательно спрятана между пуловерами и бельем. Камилла купила ее недавно, ничего не сказав об этом матери, чья экономия граничила со скупостью. Эти деньги Камилла заработала сама, но и их она должна была отдавать матери. На коричневом конверте пластинки было написано: «Вальсы моей мечты». Камилла завернула ее в ночную рубашку. Наверху у Ренаты был проигрыватель, и она наверняка обрадуется предложению послушать музыку.
Фрау Бергер поджарила для Камиллы еще один кусочек колбасы.
— Я работаю у них потому, что здесь всегда можно вкусно поесть, — говорила она, — да и их ребенка я люблю. С хозяином вполне можно ужиться, но его жена! Да что говорить об этом, тебе и твоя мать, наверное, уже надоела этими разговорами. Они всегда возвращаются из деревни с отличными продуктами, у него везде связи. Ведь не просто же так у них не отобрали до сих пор машину и даже дают для нее бензин.
Камилла кивала и с наслаждением ела пряно пахнущую колбасу, аккуратно подбирая кусочком хлеба вытекающий из нее сок. Ей было все равно, были у кого-нибудь связи или нет. Она не думала, что кто-то получал то, чего не могли иметь другие. Ей хватало того, что иногда перепадало на ее долю.
— Все это из-за его завода, — продолжала, все больше распаляясь, фрау Бергер, — Наверняка он выпускает какие-нибудь важные военные товары. Такой крепкий сорокалетний мужчина — и не в армии. Мой сын уже два года как на фронте. А твой отец?
— Год, — сказала Камилла, жуя с набитым ртом.
— А почему его так поздно призвали, твоего отца?
— Он болел и сначала был непригоден для военной службы.
— У него было что-то с легкими?
Камилла кивнула. Этот разговор был ей неприятен. Ей было безразлично, что сын фрау Бергер был призван сразу, а ее отец — нет. Она никогда не жалела отца. Напротив, с тех пор как он уехал, их дом не казался ей больше таким тесным.
— Его к тому времени уже вылечили, — заставила она себя сказать.
— Но все же он всегда был слабым и болезненным человеком, — возразила фрау Бергер, — которому нечего делать в окопах.
Камилла молчала и думала о своем отце, о том, как он хватал мать за запястья, загонял ее в угол кухни и орал на нее, пока на его губах не появлялась пена: «Ты сделаешь все, как я скажу, или нет?». И потом мать делала так, как он велел.
