Сандра Браун - Трудный выбор
– Ты живешь здесь, в Седарвуде?
– Да. Сняла небольшой домик.
– В старинном стиле?
– Откуда вы знаете?
– Здесь их великое множество. Это вообще очень затейливый городок. Напоминает мне Джорджтаун – я там жил последние несколько лет, пока работал в Вашингтоне.
– А-а… – Ей было чертовски не по себе. Грант водил дружбу с цветом общества, сильными мира сего. Какой же провинциалкой она, должно быть, ему видится.
– Не хочу вас задерживать… – Шелли потянулась к своим книгам.
– А ты и не задерживаешь. На сегодня у меня все. Вообще-то я собирался выпить где-нибудь чашечку кофе. Составишь компанию?
Сердце ее неистово забилось.
– Нет, спасибо, мистер Чепмен, я…
– Право, Шелли, – прервал ее Грант, – почему бы тебе не называть меня по имени? Ведь ты уже не школьница.
– Но вы по-прежнему мой учитель, – напомнила ему Шелли.
– И я очень этому рад. Ты – украшение моего класса, причем сейчас – больше чем прежде. – Лучше бы он посмеялся над ней, и то легче было бы пережить, нежели этот его внимательный, испытующий взгляд. – Но только, ради Бога, не воспринимай меня как профессора колледжа. Слово «профессор» ассоциируется у меня с рассеянным и всклокоченным седым старичком, судорожно роющимся в карманах своего мешковатого пальто в поисках очков, которые торчат у него на лбу. Она невольно рассмеялась:
– Вам бы следовало преподавать литературное творчество. Очень живой портрет нарисовали.
– Значит, ты меня поняла. Так что впредь, пожалуйста, называй меня Грантом.
– Постараюсь, – робко пообещала она.
– Постарайся прямо сейчас. Шелли почувствовала себя трехлетней малышкой, которой впервые предстояло прочесть наизусть стихотворение в кругу собравшихся гостей родителей.
– Ноя…
– Попробуй, – не отставал он.
– Хорошо, – она вздохнула, – Грант.
Это оказалось легче, чем она предполагала.
– Грант, Грант… – повторила Шелли.
– Ну вот! Видишь, насколько лучше? Так как насчет Кофе? У тебя больше не будет сегодня занятий? Хотя, даже если и есть, ты все равно опоздала, так что…
Она все еще колебалась:
– Ну, я не…
– Если ты, конечно, не боишься показаться вместе со мной. – Тон его изменился, и Шелли тотчас вскинула глаза. Произнесены эти слова были спокойно, но от Шелли не ускользнула скрывавшаяся за ними горечь.
Она тотчас поняла его:
– Вы имеете в виду… это из-за того, что случилось в Вашингтоне? – Когда в ответ Грант лишь молча устремил на нее пристальный взгляд своих серо-зеленых глаз, Шелли решительно покачала головой. – Нет-нет, конечно нет, мистер… Грант. Это здесь ни при чем.
Она немного успокоилась, когда увидела в ее глазах искорки понимания и доверия.
– Отлично. – Он машинально про – вел рукой по волосам. – Ну, пошли пить кофе.
Если бы выражение его глаз и этот мальчишеский жест не убедили Шелли принять предложение, это сделала бы настойчивость, звучащая в его словах.
– Ладно, – услышала она собственный голос, прежде чем успела принять решение.
Улыбнувшись, Грант подхватил со стола ее книги, собственную папку с бумагами и легонько подтолкнул Шелли к двери. На пороге он, остановился и, невзначай коснувшись спины девушки, протянул руку, чтобы выключить свет. Шелли затаила дыхание.
На мгновение его ладонь задержалась на ее шее, затем скользнула к талии. Хотя жест этот был не более чем проявление обычной галантности, сквозь свитер Шелли остро ощущала прикосновение Гранта.
В кафе, в этом уютном микроклимате университетского городка, было шумно, дымно и полно народу. Из динамика, предусмотрительно закрепленного на потолке, жаловался на одиночество популярный шоу мен. Официанты с красными атласными повязками на длинных белых рукавах только успевали подносить громадные кружки с пивом к столикам. Здесь царил дух взаимопонимания и полного единения: образцово-показательные отпрыски состоятельных родителей и активистки феминистского клуба, бородатые интеллектуалы и мускулистые спортсмены – все сплавились в единую веселую массу.
Взяв Шелли под руку, Грант увлек ее к уединенному столику в тускло освещенном углу кафе. Когда они уселись, он наклонился через стол и театральным шепотом произнес:
– Надеюсь, мне не придется предъявлять здесь свои документы. – Увидев ее озадаченное лицо, он пояснил: – Вряд ли сюда пускают лиц старше тридцати. – А когда Шелли рассмеялась, он хлопнул себя ладонью по лбу: – Боже, да тебе ведь и тридцати нет, верно? Вот, значит, почему я все сильнее и сильнее ощущаю в себе сходство с нашим убеленным сединами, выжившим из ума профессором!
Когда мимо, рассекая воздух, пронесся официант, Гранту удалось, задержав его на две секунды, успеть сделать заказ:
– Два кофе.
– Со сливками? – бросил через плечо ускользающий официант.
– Со сливками? – переспросил Грант у Шелли.
Она кивнула.
– Со сливками! – прокричал он исчезнувшему официанту. – Когда мы с тобой виделись в прошлый раз, ты, наверное, еще не доросла до кофе? – с улыбкой поинтересовался он.
Шелли машинально покачала головой, даже не прислушиваясь к вопросу. Она с трудом заставляла себя не пялиться на Гранта. Волосы его, слегка растрепанные ветром, выглядели необычайно привлекательно. Треугольный ворот рубашки по-прежнему притягивал ее взгляд. Дэрил Робинс, ее бывший муж, считал себя воплощением мужественности, однако его грудь украшало всего несколько бледных волосков, а сейчас ее взгляду предстал настоящий лес, произрастающий на обветренной загорелой коже. Желание протянуть руку и дотронуться до груди Гранта было столь велико, что Шелли пришлось отвести глаза.
Посмотрев вокруг, она утвердилась в своих подозрениях. Студентки разглядывали Гранта с нескрываемым интересом, свойственным современным женщинам. Сама же она вызывала их холодное одобрение. Грант Чепмен был местной знаменитостью, от его имени веяло дурной славой, возможно, даже опасностью, – а подобная репутация не может оставить равнодушной ни одну женщину. Шелли старалась не обращать внимания на всплеск интереса, вызванного их появлением, но бесцеремонные взгляды все больше смущали ее.
– Ничего, привыкнешь, – негромко заметил Грант.
– А вы привыкли?
– Не совсем. Привыкнуть к этому на самом деле нельзя, просто со временем можно научиться не обращать на это внимания. Сие есть неизбежное следствие того, что твое лицо ежедневно на протяжении нескольких месяцев мелькает в телевизионных новостях. Неважно, хороший ты или плохой, преступник или жертва, виновен или нет, – все равно ты становишься объектом разговоров и обретаешь, прямо скажем, прискорбную известность. И что бы ты ни делал, любой твой шаг становится достоянием общества.
