Развод в 50. Муж полюбил другую (СИ) - Алсу Караева

— Я в порядке, — отвечаю я, садясь напротив. — Ты права, мама. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя, но теперь я буду жить дальше.

Мой голос звучит ровно, почти убедительно. Я поднимаю чашку к губам, делаю глоток, но чай кажется безвкусным.

Мама смотрит на меня проницательно, не веря этой внезапной трансформации.

— Рания, тебе не нужно притворяться передо мной.

— Я не притворяюсь, — я встречаю её взгляд, удерживая маску спокойствия, хотя внутри все кричит. — Я решила, что не стоит тратить жизнь на человека, который меня не ценил, — глубокий вдох. — Я уже не люблю его, мама. Он уничтожил мои чувства свои уходом.

Эти слова самая большая ложь, которую я когда-либо произносила. Каждый слог отзывается болью в сердце. Но мама не настаивает, лишь кивает, соглашаясь поддержать эту игру.

— При разделе имущества я настою, чтобы этот дом остался мне, — продолжаю я, отчаянно цепляясь за практические вопросы, чтобы не соскользнуть в бездну отчаяния. — У меня есть планы на него.

Не знаю зачем я уточняю это, потому что Рамазан сказала, что оставит его мне…

Но он врал мне про свою любовь ко мне, почему я решила, что теперь он выполнит обещания?

Да, попрошу отписать мне этот дом.

— Какие планы? — интересуется мама, и в ее глазах мелькает облегчение, по крайней мере, я думаю о будущем.

Планы? Какие планы могут быть у женщины, чья жизнь рассыпалась как труха?

— Пока не знаю точно, — я отвожу взгляд, рассматривая узор на чашке. — Но я не хочу, чтобы он достался… не мне.

Произнести её имя выше моих сил.

Мама протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

— Рания, я на твоей стороне. Что бы ни случилось, помни это.

В её глазах понимание и сочувствие, которое я не могу вынести сейчас. Потому что если кто-то пожалеет меня, по-настоящему пожалеет, я рассыплюсь окончательно.

Только сама я могу пожалеть себя. И я уже достаточно уделила этому время.

Хватит…

— Я знаю, мама, — слова выходят сдавленными. — Спасибо, что приехала.

Мама вздыхает, не отводя взгляда от моих глаз — глаз, которые, я знаю, выдают меня, несмотря на все усилия сохранить лицо. Только я все равно буду настаивать на своем.

— Я не позволю тебе замуровать себя в этих стенах, — твердо говорит она. — Что бы ты ни думала, жизнь продолжается.

— Продолжается, мама, — спокоынйм голосом подтверждаю ее слова.

Я делаю глоток чая, не чувствуя вкуса.

Да, жизнь продолжается. Вот только моя, кажется, закончилась неделю назад в этой самой комнате, когда мужчина, с которым я прожила тридцать лет, сказал, что любит другую.

— Мама, — раздается встревоженный голос из гостиной. — Мама, где ты?

— Мы на кухне, — отзывается мама.

Поворачиваю голову и вижу встревоженного Мурада, залетевшего в кухню. В глазах старшего сына столько тревоги, что сердце заполошно бьется. Успеваю только повернуться в его сторону.

— Наконец-то, мама! — вихрем подлетает и сжимает в крепких объятиях, что у меня спирает дыхание. Еще немного и у меня хрустнут кости ребер, но я молчу. Вдыхаю такой родной запах сына, его привычный парфюм. — Почему ты его не остановила? — шепчет мне отчаянно в волосы.

Глава 4

Почему ты его не остановила?

Слова сына бьют меня сильнее пощечины матери. Я немею, застываю в его объятиях, не в силах произнести ни звука. Мир вокруг словно замедляется, а в голове лишь эхо его вопроса.

Наконец Мурад отстраняется, держа меня за плечи, как будто боится, что я упаду. Взгляд его — копия отцовского — пронзительный, требовательный. То же строгое выражение лица, те же жесткие складки возле рта.

Это так больно — видеть Рамазана в чертах сына.

— Мурад, — мой голос звучит неожиданно спокойно, хотя внутри поднимается волна горечи, — я не понимаю, о чем ты.

Мурад переводит взгляд на мою мать, потом снова на меня. Я замечаю, как его широкие плечи напрягаются под дорогим пиджаком — он весь как натянутая струна.

— Год, мама. Целый год папа встречался с этой женщиной, — говорит он, и каждое слово как острие ножа.

Год?

Целый год Рамазан делил постель с другой женщиной?

Пока я готовила его любимые завтраки, стирала его рубашки, контролировала учебу младших детей, слушала рассказы о его рабочем дне…

В груди разливается жар. Я отстраняюсь от сына, нащупываю спинку стула и тяжело сглатываю. Мои руки дрожат, и я сжимаю их в кулаки, чтобы унять дрожь.

— Ты знал? — тихо спрашиваю я, поднимая голову и глядя прямо в глаза сына. — Всё это время ты знал о ней?

— Нет, не знал, — отвечает сквозь зубы, а потом запускает пятерню в волосы, создавая на голове хаос. — Но я видел, что он изменился в течение последнего года, — меряет кухню шагами, Мурад нервничает и не находит себе места. — Только я не понимал причину, — наконец выдыхает на одном дыхании и тут же останавливается на месте напротив меня. — Только сейчас всё встало на свои места. Когда он объяснил нам с Ахметом… буквально на следующий день после того, как ушел от тебя с одним чемоданом, — проговаривает шепотом и потрясенно. Растирает лицо рукой и упирает руки в бока.

Я слушаю собственного сына и снова погибаю внутри. Думала, что смогла взять себя в руки. Думала, что нельзя ранить сильнее предательства. Но оказывается, я это началось не сразу… В последний год все менялось в моем муже, а я не замечала…

— Зумрут беременна, — резко выпаливает Мурад, словно сорвавшись. — Поэтому папа решил, что пора рассказать тебе правду.

Я слышу грохот — это моя мать роняет чайник. Звон металла о плитку звучит как-то отдаленно, сквозь шум в ушах.

Смотрю на эту картину стеклянным взглядом. Я не заметила как мама отошла от нас. Кажется, она хотела налить еще один чай. Может не хотела мешать разговору матери и сына?

Перед глазами красным вспыхивает имя… Имя любовницы моего мужа…

Я наконец слышу её имя из уст сына, и что-то внутри меня окончательно ломается. В глазах темнеет, и на мгновение я думаю, что потеряю сознание. Вцепляюсь в край стола, чтобы удержаться.

Зумрут беременна. От моего мужа. Маленький комочек с его глазами, с его улыбкой. От мужчины, с которым я прожила тридцать лет, родила четверых детей.

Теперь и она носит его ребенка.

— Если бы ты обратила внимание, если бы не была так поглощена своими сиротами…

— Мурад! — резкий голос матери возвращает меня к реальности. — Как ты можешь говорить такое?

— А как