Жестокии развод - Ария Тес
– Простите? – шепчу, она кивает.
– Значит, буду гонцом с плохими новостями.
Она уверенно поднимается на порог моего дома, проходит мимо, оставляя второго гонца с «плохими новостями» и зонтиком, стоять на улице.
– Ты рот закрой, – хмыкает она, проходя мимо меня, – И дверь. На улице морозно, простудишься.
Что…что?!
Луплю глазами, как идиотка! Пока барыня проходит в мой дом! Сама! Без приглашения или чего-то вразумительного в принципе! Какого черта?!
Резко поворачиваюсь и хмурюсь.
– Кто вы такая?! И какое право имеете заходить вот так…
– Тише, тише, – старушка лениво взмахивает рукой, побрякивая золотыми браслетами на запястье, потом смотрит в сторону кухни, – М. Вкусно пахнет. Хозяйственная, значит, да? Понятно-понятно…
Что…что происходит?!
Смотрю на нее, как на умалишенную, пока она взглядом изучает мой дом! И так это неправильно выглядит, так…нахраписто и нагло! Что внутри меня зреет огромный протест.
– Я не знаю, кто вы, и что здесь происходит… – шагаю ей навстречу, – Но вы должны покинуть мой дом. Сейчас же!
– Ох, дорогая. Это вряд ли… – она одаривает меня странным взглядом, который я не могу разгадать, а потом снимает свою шубу, – Сначала мы все вместе поговорим.
– Да кто вы такая?! Я не приглашала вас раздеться! Я…
– Людмила Прокофьевна?!
Голос мужа заставляет меня почувствовать себя немного уверенней. Я слышу его торопливые шаги и сама спешу поближе. Хочу прижаться, встать за его спину, ведь…нет, происходит что-то странное! И мне совсем не нравится, что они знакомы…
Дурное предчувствие зреет все больше.
– Здравствуй, Толя.
– Что вы…
Мы с мужем встречаемся взглядами. Я своим испуганным луплю в него, он отвечает мне почти таким же. Из-за этого я напрягаюсь еще больше, но знаете, почему «почти»? Чем наши взгляды и наше поведение отличаются? Я слишком хорошо знаю своего мужа, чтобы это не понять.
В его взгляде проскакивает вина. На мгновение, но мне этого достаточно, чтобы почувствовать себя еще гаже и замереть на месте. Внутри будто что-то переворачивается, а в голову лезут дурацкие мысли: не стоит искать в нем защиту. Больше нет. Все изменилось…
– Я устала ждать, Толя, – перебивает она жестким, твердым голосом, – Хватит тянуть кота за яйца. Довольно! Мы все сегодня же решим. Это не обсуждается.
Я сжимаюсь в комок. От ее тона веет льдом и холодом, Толя бросает на меня взгляд, в котором слишком много всего, чтобы я успела разобрать что-то конкретное, кроме…вины? Но это все снова слишком быстро пропадает…буквально через мгновение он превращается в камень, потом хмыкает и кивает.
– Да, возможно, вы правы.
– Возможно? Я точно права, дорогой…
В прихожую выходят мои дети, которые тоже на мгновение замирают, а потом неожиданно расплываются в одинаковых, слишком сладких улыбках.
– Любовь Прокофьевна? – говорит Артур, – Добрый вечер. Не ожидал увидеть вас…здесь.
Сын хоть и старается держаться, быть похожим на своего отца, но у последнего фора в пару десятков лет и большой опыт. У него получается гораздо лучше, ведь во взгляде Артура, который он бросает на меня коротко, я точно читаю вину и сожаления. А еще неудобство. Какое-то колючее, отвратительное неудобство…
Он быстро отводит взгляд обратно на гостью, а Артем и вовсе прячет их в изучении кафельной плитки, и это…это последняя капля.
– Что здесь происходит? – сухо шепчу, напоминая о себе незнакомке.
Она поворачивается. Если честно, в это мгновение мне кажется, что было бы лучше и дальше притворяться частью интерьера. Для меня лучше, разумеется…для меня. Ведь то, что звучит дальше – это…это как получить удар в грудь с ноги. Неожиданно.
– Я пришла сказать, что Анатолий встречается с моей внучкой уже семь месяцев, и мне надоело ждать, когда это все из неприличного, станет уже нормальным.
Вот так.
Красное дерево? Символ прочности союза? Что-то я сомневаюсь…
3. Подарок под елку Галя
Думаю, что мне полагалось громко возмутиться, начать орать, устроить истерику, пусть в ход все мои познания в обсценной лексике, но ни один из этих вариантов не был притворен в жизнь. Если честно, даже не было попыток, потому что я просто застыла, лишилась дара речи и дара даже мысленно ее формировать во что-то адекватное.
Пустота.
Глухой, крепко сжатый вакуум вместо мозга или хотя бы собственной личности. Поэтому теперь вместо того, что получает любая другая женщина в похожей ситуации, например, какие-то банальные «прости, я не знаю, как так получилось», я сижу за столом на своей кухне рядом с женщиной, которая только что взорвала все вспомогательные колонны, которые держали мою жизнь и казались такими крепкими…
Черт, какими же крепкими и надежными они казались…
С другой стороны, я не уверена, что даже если бы я устроила разнос, то получила бы что-то, что получает любая другая женщина в моем положении. Все определяется очень просто – любовью, которой здесь нет. Нет ее, понимаете? Я больше нелюбимая женщина, и вместо теплоты, вины и сожаления чувствую лишь раздражение и некое…черт, желание побыстрее развязаться.
Этот разговор вызывает в окружающих меня людях чувство, которое ни с чем другим не спутаешь. Так относятся к человеку, от которого хотят побыстрее отделаться.
Тишина.
Густая, липкая тишина оседает на наших плечах, словно груз. Я могла бы пытливо смотреть на Толю и пытливо требовать от него той самой реакции, которую все логично и требуют, но я не смотрю. Иногда собственные ожидания разбивают тебе сердце гораздо больше того, что на самом деле происходит. Не помню, кто это сказал, да и не уверена, что фраза звучит именно так, но близкая по смыслу.
ДЗИНЬ!
От внезапно прогремевшего таймера вздрагивают все. Он звучит, как залп пушки перед боем, который решит дальнейшую судьбу всего человечества. Для меня, само собой. Здесь решается исключительно моя судьба. Только моя. Для остальных это все еще просто тяжелый и неприятный разговор, от которого хочется побыстрее отмахаться.
Любовь Прокофьевна оборачивается на встроенную духовку, потом смотрит на меня.
– Пахнет вкусно.
Не знаю, что это? Что? Явно не намек на приглашение отужинать с нами. Она здесь не для этого. Для другого…
Зачем? Я не могу выяснить. Молча оббегаю ее взглядом, потом опускаю его, натыкаясь на дорогущие украшения, на ее костюм, который сидит точно по фигуре, потому что не купленный в магазине, а сшитый на заказ. На манеру держаться. Любовь Прокофьевна –
