Любовь на грани смерти - Юлия Гойгель
И дождались. Зазвонил мобильный телефон. Я отключила его, затем домашний, закрыла дверь и склонилась над унитазом. Меня стало тошнить. Скорее всего, не от травмы головы, а от ненависти к себе. Что я не заметила, где допустила ошибку, как могла оказаться такой глупой и слабой? Упала на самое дно, не сделав ни шага.
Есть не хотелось. Еда провоцировала рвоту. Лишь пила кипяченую воду маленькими глотками. Конечно, в аптеку за выписанными мазями и лекарствами я тоже не пошла.
Нашла на кухне большой флакон с зеленкой, с истекшим сроком годности. Наверное, ей ещё бабушка отчима подкрашивала серую тюль при стирке. Её я лила прямо на голову, не глядя в зеркало, где-то в районе наложенных швов.
Глава 3. Первое свидание
Несколько раз в дверь звонили, последний раз очень долго и настойчиво, но я и близко к ней не подходила. Боялась я отнюдь не Бесова с остальными Горынычами, вооружившегося щипцами для пыток, а очередного визита Дмитрия Анатольевича или отчима, а еще больше — мамы. Мне казалось, когда я увижу мелькнувшее в её глазах разочарование, это будет хуже смерти. Как вечное изгнание, всеобщее отчуждение и самое страшное в мире проклятие.
Когда послышался щелчок открывающегося замка, я натянула на голову одеяло и вжалась в стену, ведь ключи были только у мамы и отчима. Одеяло с меня стянули быстро.
— Лиза, открой глаза! Что здесь произошло?! Ты знаешь, кто это был? — голос Влада Васильева был весьма узнаваем.
Я выглянула из-за его плеча. Но там, кроме двух остальных Горынычей с непроницаемым выражением лиц, больше никого не было.
— А где мама?
— Её здесь нет, — осторожно ответил Влад, всматриваясь в меня. — Ты хочешь, чтобы она пришла?
— Нет-нет. Как вы дверь открыли? Ключи только у неё.
— С твоим замком справится и ребенок, — ответил Бесов. — Как я понимаю, твои новые друзья приходили забирать назад свои деньги, поняв, что им ничего не светит. Ты им все отдала? Теперь можешь познакомить нас с ними. Это и в твоих интересах тоже.
— У меня нет никаких денег! — закричала я. — И не было. Здесь уже не осталось, где искать!
Всплеск эмоций вызвал новый приступ тошноты. Я забежала в туалет. Рвота желудочным соком не приносила облегчение. Измученная ею за четыре дня, я уже не могла встать с колен.
— Все хорошо, успокойся, — Влад придержал меня за плечи. — Тебе нужно успокоиться. Старайся дышать. Мы ничего плохого тебе не сделаем. Вот так, уже лучше.
Видимо, он был не слишком брезглив. Хотя мою тесную комнату осматривал с удивлением, явно не понимая, как в таком помещении вообще можно жить. Но ничего другого от него ожидать и не приходилось. Ведь он вырос в очень-очень большом достатке.
Между тем мужчина подождал, пока я прополощу рот и вытер влажным полотенцем моё лицо. Вернувшись в комнату, укрыл меня пледом.
Бесов и Стас по-прежнему стояли посреди комнаты, тоже не понимая, как здесь можно находиться.
— Кто здесь был? — мягко спросил Влад.
— Дмитрий Анатольевич, — ответила я. — Тоже искал деньги.
— Не нашел, — понял Бесов. — Даже он не верит тебе, Лиза. Это уже о многом говорит. Как тебе можем поверить мы, если тебе не верит человек, который заменил тебе отца, который знает тебя лучше других?
— Никак, — на этот раз согласилась я.
Стас Горыныч, всё ещё продолжающий мерить своими длинными ногами комнату (два в ширину и два с половиной в длину), что-то выцепил взглядом в нише старенькой секции. Через минуту в его руках был портрет моего отца. Даже не портрет, а чёрно-белая фотография, где папа был сфотографирован в форме, сразу после получения своего последнего звания капитана.
Он казался таким молодым и счастливым, глядя на всех нас с выцветшей фотографии. Он верил, что исполнит долг, а затем будет жить долго и счастливо.
Как-то, на ежегодной встрече бывших ветеранов Афгана, которая проходила в школе, где я училась, со мной разговорился один из её участников.
Мы, по сложившийся традиции, ставили поздравительный концерт. Так как ни певческими, ни танцевальными талантами я не блистала, мне дали роль ведущей. Посчитали, что меня, как дочь погибшего офицера, обязательно нужно задействовать на подобном мероприятии.
В конце концерта мы все спускались в зал и дарили каждому воину по три гвоздики. Деньги собирали всей школой. С учеников. Учителя почему-то добавлять не стали.
Этот момент для меня был самой стыдной частью поздравительного вечера. Я шла сразу за одной из педагогов, которые наблюдали с проходов между креслами актового зала, чтобы мы кого-нибудь не упустили, не оставив без цветов. Пока я протягивала нашу подвявшую благодарность и говорила какие-то соответствующие моменту слова, учительница зачем-то сказала, что я тоже пострадавшая, так как мой отец погиб.
Выходя из школы, я ещё раз встретила мужчину, которому дарила цветы. Он протянул мне пакет полный фруктов, печенья и конфет. Конечно, мне было неловко принимать угощение, и я стала отказываться, бормоча что-то стандартное, типа «вам нужнее».
— Нам уже ничего не нужно, Лиза, — погладив меня по голове, ответил бывший афганец. — Эти встречи нужны не нам, а вам. Чтобы не допустили подобного в будущем, чтобы спасали себя. Нас уже никому не спасти. Знаешь, Лиза, мы выполняли долг. Но нам до сих пор не сказали, когда мы успели задолжать чужой и чуждой нам стране.
Стас занёс руку, и я мгновенно поняла, что он собирается сделать:
— Нет, не нужно, — попыталась вскочить с кровати, но запуталась в одеяле и кулем скатилась к ногам главного дракона. — Леон Русланович, скажите ему не делать. Это единственная фотография отца. Другой у меня нет. Ничего папиного у меня нет.
— Стас, верни на место, — милостиво кивнул мне начальник. Но его приспешник даже не взглянул в нашу сторону.
— Пожалуйста, умоляю, — запричитала я.
— Стас, — на этот раз рявкнул начальник. Но самый гадкий Горыныч по-прежнему с ненавистью смотрел на фото в своих руках. Нет, мне не показалось. Стас своим огненным взглядом буквально прожигал фото. Да что на него нашло?
Бесов снова рявкнул, на этот раз на незнакомом мне, показавшимся очень грубом языке. Какие-то короткие рваные слова. Английский я худо-бедно знала. Точно, что не на нём. Зато подействовало. Стас вернул фото на место и бросил на меня очередной уничтожительный взгляд.
— Уходим, — уже на русском произнёс Бесов.
Но Влад что-то негромко стал объяснять брату. Из отдельных фраз я поняла, что
