Развод. Спутанные жизни - Лия Мориц
4
У меня аж в горле пересыхает. Не мужчина, а гора. Он стоит в костюме и белоснежной рубашке, скрестив руки, и не мигая смотрит на нарушительницу спокойствия. То есть, меня. Смотрит раздражённо и нетерпеливо. Внезапно мне становится стыдно и неловко. Ну и чего я сюда пришла? Права качать?
— У вас есть жалоба на мою клинику, или нет? — он повторяет вопрос, и я нервно сглатываю.
— Д-да, — заикаюсь, но беру себя в руки, приосаниваюсь и говорю уже твёрже. — Есть.
— Тогда предлагаю перестать кричать на проходной. Продёмте, пожалуйста, в мой кабинет.
Говорит вежливо, но глаза так и горят раздражением. Уже жалею, что приехала сюда и затеяла разборки. Но что мне оставалось делать?
Он жестом приглашает меня пройти вперёд него в коридор со множеством дверей. Переминаюсь с ноги на ногу, но решаюсь, и шагаю в неизвестность коридора, стараясь не смотреть на мускулистого мужчину. «Мою клинику», сказал он. Этот владелец клиники больше похож на профессионального спортсмена, чем на врача.
Дверей много, и они кажутся все одинаковыми. Куда идти?
— Последняя дверь налево, — прилетает вслед подсказка, настолько жёстким тоном, что она ощущается, как удар кнутом.
Куда я иду? Зачем? Что я ему скажу? Такой человек и слушать не станет мои жалкие угрозы судами. Тем более, он явно не хочет меня слушать. Просто не желает, чтобы я кричала на входе в здание и отпугивала клиентов.
Теперь он думает, что я скандалистка. Стоп. С чего бы мне было важно, что он обо мне думает? Пусть себе думает что угодно, лишь бы разобрался с тем, что кто-то в его клинике подделывает документы. Странно, но у меня нет ни капли сомнения, что он бы не стал заниматься чем-то подобным. Ему просто незачем нарушать закон ради денег, он и законными способами зарабатывает неплохо. Это видно сразу. И по одежде, и по манере разговора всегда занятого человека.
Захожу в кабинет, отмечая для себя табличку с именем висящую на двери. Андрей Владимирович Сабуров. Кабинет оказался самым обыкновенным, без золотых стульев или хрустальных люстр, как я могла бы себе представить. Обычный стол, пара стул, ничего лишнего.
Он закрывает за мной дверь, и садится за стол.
— Присаживайтесь, пожалуйста. Я вас внимательно слушаю.
Нервно сглатываю. Он может мне помочь, а может и уничтожить. Вдруг подумает, что я как-то испорчу репутацию клиники? А уж у такого человека точно хватит власти заткнуть мне рот, если захочет.
Сажусь. Смотрю на свои коленки, как провинившаяся школьница. Страшно начинать говорить.
— Недавно я получила бумагу… Вернее, мой муж получил… Наверное, уже бывший муж…
Даю ему результат об отцовстве. Он пробегает по нему глазами и хмурится.
— Вы — мать?
— Да.
— А чего вы хотите от меня?
Я смотрю ему прямо в зелёные глаза. Знал бы он, что я и сама задаюсь этим вопросом.
— Поймите, это просто невозможно. Эта бумага — фальшивая.
— Исключено. Мы не занимаемся подлогом результатов анализов. — Говорит тоном, не терпящим возражений. И что мне делать?
— Тогда, может, кто-то в лаборатории занимается?
— Не занимается. Я уверен в своих сотрудниках.
Ну вот, приехали.
Прийти сюда — было последним шансом пролить свет на эту историю. И единственный, кто мог мне помочь, сейчас сидит напротив, сверлит меня взглядом и ведёт себя как холодная глыба льда.
— Но тест просто не может быть настоящим, поймите меня наконец. Пожалуйста. — Уже умоляю. — Я никогда… В общем… Я всегда была верна мужу. Я ведь знаю, от кого мой ребёнок. А муж ворвался домой, швырнул мне это в лицо, обозвал последними словами, и ушёл. — Говорю, а на глаза опять наворачиваются слёзы. Плевать. Он всё равно с самого начала не собирался мне помогать. Хоть выговорюсь, может, станет легче. — Я осталась безо всего. Мне не на что прокормить ребёнка одной. Моя жизнь разрушена. А после этого лучшая подруга говорит, что это она посоветовала вашу клинику, чтобы муж сделал тест. А потом они сходятся, оставив меня одну с дочерью. Боже…
Замолкаю и закрываю лицо руками. Всё так сумбурно ему вывалила. Но хоть немного полегчало. Это как разговориться со случайным попутчиком в поезде. Ему легче открыть душу — всё равно мы видимся первый и последний раз.
Он тяжело вздыхает, и потирает переносицу большим и указательным пальцем. Я прямо слышу в этом вздохе возглас "Ну почему я должен это выслушивать". Он встаёт из-за стола, подходит к окну и внимательно вглядывается вдаль, сложив руки за спиной.
— Как Вас зовут?
— Марина.
— Марина. — Повторяет он, словно пробует имя на вкус. — Понимаете, Марина, я понимаю Ваше положение. Но ошибка или подлог в моей лаборатории абсолютно исключены.
— Но ведь… Я поняла. Вы мне тоже не верите. Тоже считаете, что я где-то… провинилась, — язык не поворачивается сказать «нагуляла», — а теперь отчаянно пытаюсь выкрутиться. Спасибо, что выслушали. Я, пожалуй, пойду.
Хватит с меня обвинений и оскорблений. Наслушалась. Встаю, и собираюсь уходить.
— Я этого не говорил, Марина. Я вам верю. — От окна он поворачивается ко мне.
Встаю как вкопанная.
— Правда? — забываю, как дышать от облегчения.
— Я вижу, вы искренни. Но дело в том, что вариант только один. Этот ребёнок — и не ваш тоже.
5
У меня пропадает дар речи.
— Как так? Это уже совсем невозможно… У неё мои глаза…
— Совпадение, я полагаю.
— Нет… Нет! Это моя дочь!
Он примиряюще выставляет ладони вперёд.
— Я понимаю. Давайте так. Чтобы удостовериться на сто процентов, сделаем ещё тест. Для установления родства между вами и ребёнком. Бесплатно для вас, за наш счёт. В оплату морального ущерба, скажем так.
Мне больно осознавать то, что он говорит. Если это правда… Где тогда МОЯ дочь? Всё ли с ней в порядке? С кем она? И как я теперь смогу смотреть на Аришку?
Вспоминаю, как только вчера утыкалась носом в её волосы, чувствуя, что она — весь мой мир. Единственный родной человек, что у меня остался. Родной ли?
— Андрей, — первый раз называю его по имени, — вы же понимаете, что эта информация уничтожит меня изнутри?
Он закрывает глаза и вздыхает.
— Вам больно, я понимаю. И я не хотел бы сделать Вам ещё больнее. Но вы хотели разобраться в этой ситуации, верно? На вашем месте я бы выбрал горькую правду и не хотел бы витать в облаках
