Развод. Спутанные жизни - Лия Мориц
Ё-моё, мне тридцать лет, а выгляжу на сорок. Грустно вздыхаю и умываюсь холодной водой, чтобы хоть немного убрать несчастный вид с лица. Пытаюсь улыбнуться зеркалу, но получается только унылый оскал. Что ж. Сегодня окружающим придётся обойтись без моих улыбок.
2
— Горка! — разносится по улице звонкий детский голос.
Веду Аришку за ручку домой. Огромные глаза на маленьком личике светятся обычным детским счастьем. От зимы, от сугробов, которые кажутся маленькой девочке огромными. От прикосновения к тёплой маминой руке.
Мне больно от мысли, что как только я расскажу ей о выходке её отца, это счастье развеется без следа. Возможно, навсегда.
Мы идём по привычному маршруту садик-дом, и играем в слова.
— Ананас, — отвечаю я.
Веду себя максимально обычно, и надеюсь, что это хотя бы немного получается. Моя душа мечется от бури эмоций и спонтанных немых слёз до полного безэмоционального штиля.
Ну вот чем, чем я такое заслужила? Раз хотел со мной развестись, неужели нельзя было это сделать по-человечески, а не устраивать цирк с конями? Ну разлюбил, ну больше не хочет со мной жить. Я бы поняла. Хоть и было бы больно. Хотя, ему, скорее всего, плевать на мои чувства с высокой колокольни.
И когда наш брак свернул не туда? Поначалу всё было идеально. Перспективный парень, таскавший огромные букеты цветов на проходную студенческого общежития, где я жила, быстро сделал мне предложение. После защиты моего диплома учителя начальных классов я искала работу, но Сергей бодро шагал по карьерной лестнице, и в моём доходе просто не было необходимости.
Сидела дома. Обустраивала быт. Родила ребёнка. Вот и вся моя жизнь. Горько.
— Сладости… — то ли продолжила игру Арина, то ли мечтательно протянула, увидев магазин конфет.
— Хочешь зайти, солнце? — спросила я у неё.
— А можно? Очень хочу! — глаза ребёнка загораются надеждой и предвкушением.
Хотела бы я тоже так радоваться от простых удовольствий. Когда ты разочаровавшийся в себе взрослый, то единственный оставшийся способ просто радоваться жизни — смотреть на эту жизнь глазами ребёнка. Радоваться за него. А вот радоваться и удивляться самой? Как-то не получается.
— Тогда пошли, заяц.
Аришка даже подпрыгивает от нетерпения и прибавляет шаг, чуть ли не летя к магазину в припрыжку. Ну, настоящий заяц. Улыбаюсь её реакции и стараюсь поспевать следом. Она с заметным усилием открывает дверь, машет мне рукой и кричит: «Пойдём, пойдём, мама». Подхожу к малышке, придерживаю дверь, чтобы она могла зайти, и вхожу следом.
Меня обдает запахом шоколада, вафель, карамели… И любимых духов Кати, моей подруги. Поднимаю взгляд, и действительно — она стоит перед витриной с пирожными на развес и внимательно их изучает. Странно. Она живёт на другом конце города. Что она здесь делает? Говорю Аришке, чтобы она выбирала, что хочет купить, и аккуратно трогаю Катю за плечо.
— Катюш, привет.
— Марина? — она выходит из раздумий о пирожных и оборачивается ко мне. — О, привет. А я как раз к вам в гости хотела зайти, вот, смотрю, чего к чаю взять.
— Зайти к нам?..
Закусываю губу. Я определённо не хочу сейчас никаких кухонных посиделок. Не сейчас, когда я боюсь расплакаться в любой момент.
— Конечно, милая. Я слышала, у вас с Серёжкой проблемы. Кто я такая, чтобы оставить подругу без поддержки?
Слышала?! Как так? Я не первая, кому он рассказал, или уже успел растрепать всему городу?
— Хм, спасибо. А откуда ты знаешь? И что именно ты знаешь?
— Это всё потом, потом, Марин. — отмахивается она и лучезарно улыбается. — Смотри, кажется, Аришка хочет ирисок. Давай я куплю, раз уж зашла? Всё равно эти пирожные какие-то уже заветренные.
Я оглядываюсь на дочь. Действительно, она мнется у лотка с конфетами на развес и чуть не подпрыгивает от нетерпения.
— Если хочешь, то давай. Она не откажется, — улыбаюсь, и надеюсь, что улыбка не выглядит вымученной.
Катя смотрит на меня с сочувствием и идёт к Арине. Наверное, я всё-таки никудышная актриса.
Закрываю глаза и медленно выдыхаю. Что бы это ни значило, Катя не желает мне зла. Мы с ней дружим с первого курса. Только непонятно, зачем вся эта таинственность. И кто ей рассказал о нашей ссоре с Сергеем.
Ссоре… Это всего лишь ссора, или уже развод? Понятия не имею. От неопределённости ещё хуже.
Вдыхаю обратно. Нужно собраться. Я то прямо тут разревусь.
Арина и Катя уже оплатили конфеты и ждут меня у выхода. Прошу у продавщицы орешки в шоколаде, которые дочь обязательно захочет после завтрака, передаю ей деньги, и мы втроём выходим из магазина.
Аришка, улыбаясь до ушей тут же достаёт конфету из пакета, освобождает от фантика. Кладёт конфету в рот, а фантик обратно в пакет.
— Остальное съем дома, — деловито поясняет она, — не буду больше портить аппетит перед ужином.
Улыбаюсь её детской серьёзности. Такая очаровательная, такая умная девочка. Ну как можно от неё отказаться?!
Катя идёт с нами рядом, и тоже улыбается, глядя на Аришку, но как-то задумчиво. Могла бы предупредить, что собирается зайти. Хорошо, что мы встретили её сейчас, а не неожиданным сюрпризом на пороге дома.
Поглядываю на Катю, и неосознанно сравниваю её со своим отражением в зеркале, которое я видела сегодня. Небо и земля. Счастливая, свободная молодая женщина с длинными тёмными ухоженными волосами, умелым макияжем, свежим маникюром… а рядом иду я. Уставшая, несчастная, абсолютно измотанная браком, который когда-то казался счастливым.
Только казался, не был таким. Хотя я старалась из всех сил быть хорошей женой и матерью. Настолько старалась, что, по-видимому, это высосало все мои жизненные силы. И всё впустую. Подруга же идёт, грациозно покачивая рукой, кажется абсолютно счастливой. Может, дома мы с ней поговорим, и она поделится со мной крупицей своего счастья.
Мы втроём заходим в квартиру. Нехитрый ужин под весёлую болтовню и рассказы Арины о том, как прошёл день в садике. После чая с ирисками она устаёт от общества взрослых и отпрашивается в комнату посмотреть мультики.
Когда мы остаёмся на кухне вдвоём с Катей, она заговорщицки подмигивает, и достаёт из фирменного картоного пакета, который повесила на спинку стула, бутылку вина.
— Ну, а теперь о самом главном — говорит она, разливая красное полусухое по двум бокалам, пока я нарезаю сыр.
— Ох, Катя. Я не знаю, что и думать. Ты вот мне скажи — откуда
