Преданная (СИ) - Мария Анатольевна Акулова
Выглядит он спокойно-отстраненно. Немногословный. Очень сдержанный. Вроде бы.
Хотя я помню, как умеет разговаривать. Слышала однажды их с Лизой скандал. Это было… Страшно.
Наверное, именно поэтому и опасаюсь. Вот и сейчас даже мурашки по коже. С такими лучше не связываться. И уж тем более не злить.
Он занимается каким-то серьезным и очень денежным бизнесом. Я не вникала, да и Лиза не очень болтлива, когда речь заходит об отце.
Руслан Викторович смотрит на дочь в ожидании ответа. Она настраивается. Передергивает плечами и ненатурально улыбается отцу:
— Все хорошо, пап. Мы вот с Юлей готовимся как раз.
Подруга поворачивает голову ко мне, я ей за это совсем не благодарна. Вслед за ней взгляд переводит и хозяин дома.
Мысленно прошу: не надо на меня даже смотреть.
Концентрируюсь на тарелке и обещаю себе, что в жизни больше не соглашусь на приглашение. Хочется Лизе готовиться вдвоем — будем в кафе.
— Ну в то, что Юля готовится и у Юли все хорошо, я верю. А у тебя?
У меня даже дыхание спирает, насколько это унизительно звучит. Для Лизы.
Смотрю на подругу. Она уперлась взглядом в центр стола. Замерла. Уши загорелись. И у меня тоже.
Но Лиза берет себя в руки и улыбается. Снова поворачивает голову к отцу:
— По судейской этике автомат.
— А оценка какая? — Общаться с ним очень сложно, я это понимаю. И я бы себе такого отца не хотела. У меня-то совсем другой папочка. Мягкий. Добрый. Возможно, излишне и этим многие пользуются. Но я уверена, что мной и моими успехами он искренне гордится. — Тройки тоже ставят автоматом.
Руслан Викторович же припечатывает. У Лизы раздуваются ноздри.
Держись, малыш. Держись.
Подбадриваю ее мысленно. Вслух вступиться не рискну.
— Может быть и тройка, па. Не знаю. Преподаватель обещал отправить ведомость. Будет — узнаем. У Юли сто. Это он сказал.
Не знаю, умышленно или нет, но Лиза снова переключает внимание своего отца на меня. Я пугаюсь. А потом еще раз, когда цепкий взгляд карих глаз фокусируется на моем лице.
Сердце ускоряется не хуже, чем когда смотрит Тарнавский. Только взгляды совершенно разные.
Пусть играя, неискренне и просто на автомате, но Тарнавский греет. А тут… Мороз. По коже и под кожей.
Я его боюсь.
— Поздравляю, Юлия, — Руслан Викторович слегка склоняет голову. Я боюсь в ответ не поблагодарить, а квакнуть. Поэтому сначала прокашливаюсь.
— Спасибо. У Лизы тоже будет хорошая оценка. Не знаю, почему Вячеслав Евгеньевич только мою озвучил, — пожимаю плечами, стараясь поддержать подругу.
А еще дико хочу, чтобы он перестал смотреть.
Я не могу назвать себя совсем уж робкой, но его внимание ужасно давит.
— Потому что у тебя лучшая. Как всегда, — Лиза улыбается мне искренне и без зависти. Я в ответ.
Во взгляде подруги читаю то же желание, что и у меня: поскорее вернуться в ее комнату.
— И Тарнавский ее любит. На зачет лично приглашал.
Только зачем она говорит еще и это, возвращаясь к еде, уже не знаю. Колет раздражение. Сглатываю.
Тоже опускаю взгляд в тарелку. А на себе продолжаю чувствовать ее отца. Задумчивый.
Прекратите, пожалуйста.
— Если сто автоматом, то зачем на зачет? — Отец Лизы спрашивает через какое-то время. Даже не знаю — у меня или у своей дочери. Поднимаю взгляд. Встречаюсь с мужским.
Веду плечами.
— Это была шутка.
Мне кажется, поясняю более чем доходчиво, но Лиза фыркает. Смотрит на меня лукаво. Чувствую, что колеблется несколько секунд, а потом все же выдает:
— Да нравишься ты ему, неужели не понятно, Юль? Он не против еще разок на тебя посмотреть. Да и вообще… Этика закончилась. Теперь можно.
* * *
— Достал так, если честно… — Лиза выдыхает, забрасывая руки вслед за головой за изножье кровати.
Длинные волосы подруги свисают до пола, но ее это не беспокоит. Она имитирует протест и свободный полет.
Я полусижу по-человечески, прислонившись к мягкой спинке Лизиной кровати, а подруга никак не может взять себя в руки и выбрать позу. Сделала уже несколько оборотов на триста шестьдесят. В итоге затихла вот так. Я думала — слушает, а она думала о своем.
Вздыхаю, откладываю планшет.
Не могу сказать, что очень хочу возвращаться к разговору о ее отце, сама тоже еле собралась после того, как он нас наконец-то отпустил, но что поделать?
Лиза редко позволяет себе вот такие формулировки.
— Он хочет тебе добра, — произношу абсолютный шаблон. Про себя договаривая: «наверное». Лиза же хмыкает.
Еще секунд десять наслаждается приливом крови к мозгу, а потом поднимает голову и смотрит на меня.
— А я хочу, чтобы от меня отъебались. Не совпадаем.
На одном локте держится, а другую руку отводит и жмет плечом.
Я понимаю ее чувства. Согласна во многом. Но… Разве могу что-то сделать?
— Он много тебе дает.
Напоминаю, в ответ на что Лиза грустно улыбается.
Видимо, осознает истину, с которой я живу давно: в мире не так-то много идеальности. И ничего не бывает совсем уж бесплатным. Кто-то платит рваными жилами, кто-то просраной жизнью, кто-то — необходимостью следовать. Многие мечтают о жизни Лизы.
— А хотел бы, наверное, просто чтобы я чуть больше была похожей на тебя, — подруга подмигивает и снова падает.
Я не улавливаю злобы или зависти. Возможно, так и есть. Но это вряд ли. Лиза тоже не святая. Ее отец это знает. Использует те механизмы, которые с ней работают.
— Зря ты ляпаешь про Тарнавского, — произношу с укором, после чего слышу смех. Он тоже немного злит. Я ни черта не шучу. Не хочу, чтобы ходили слухи. А не слухи все равно не светят.
— Я не ляпаю, Березина, — на моей фамилии Лиза копируя манеру нашего преподавателя. У меня даже жар пробегается по позвоночнику. — Я просто не такая уж дура. Он тебя палит на парах. Спрашивает много, слушает внимательно. Поболтать любит. С тобой. Вот скажи мне: Веничка тупой?
— Нет, конечно, — фыркаю, следя, как Лиза вырисовывает узоры кистями в воздухе. По комнате разносится спокойная музыка, а сердце у меня все равно куда-то торопится.
— Вот и мне так кажется. Но он может двадцать минут с тобой обсуждать соотношение дисциплинарной и административной ответственности, а с Веничкой ему почему-то не интересно.
Лиза замолкает. Ее руки замирают в воздухе. Я тоже замираю.
Мне кажется, ее теория притянутой за уши. Очень.
