48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория

Такой шанс!

Я не смогу жить, зная, что отпустил его!

Я не смогу жить, зная, что убил его…

Позади послышался шорох. Я оглянулся.

Сердце забилось чаще.

Снова поднял дрожащую руку и зажал рот рукавом. Опустил лезвие ниже в его горлу. Еще чуть-чуть… ещё…

Черт!

Я едва не выранил нож из рук, а потом позорно сбежал, как никогда прежде желая забиться в угол, чтобы никого не видеть.

Подтянув колени к груди, я дрожал и глотал слезы, проклиная себя за слабость, как вдруг откуда ни возьмись появились два курсанта и, грубо подняв на ноги, подхватили под руки.

Вот и все. Конец.

Они знают, что я струсил. Наверняка дежурный заметил, и полиция уже на полпути сюда.

Меня тащили по коридору. Несколько раз толкнули в спину, заставляя идти быстрее. Я поднял голову, не понимая, зачем они ведут меня наверх, ведь там располагался лишь один кабинет, дорогу к которому я уже и так успел выучить.

Хлопнув дверью, конвоиры слиняли, оставив меня один на один с единственным человеком, которого я ненавидел чуть меньше, чем Лаванта. С полковником Фрэнком Максфилдом.

Сегодня на нем не было привычного мундира, а вместо кителя на плечи был накинут черный кардиган. Верхнее освещение не горело, так что единственным источником света в кабинете оставалась настольная лампа, чей тусклый свет еще больше раздражал глаза.

— Признаться, Тайлер, я уже и не надеялся, что ты когда-нибудь проявишь себя, — сказал Максфилд и, улыбнувшись, закурил. Хотя днем не позволял себе этого. Произнесенная фраза прозвучала как обвинение.

Я прикусил язык, решив молчать до последнего. Может, это было слишком дерзко в моем положении, неважно. Я ничего не сделал. Так что повесить на меня ничего не выйдет.

— Значит, решил молчать? — раскусить выражение моего лица для него не составило большого труда. — Хорошо, молчи. Надо признаться, твои познания в искусстве убийства поражают. Подушкой ведь было бы чище и эффективнее. Или ты так не считаешь?

В его глазах не было ни капли гнева. Скорее немой вопрос: что это было?

Я крепче стиснул зубы.

— Всегда подозревал, что этим его чертовым ножом Ника когда-нибудь и прирежут, — продолжал полковник, ухмыльнувшись, чем еще больше настораживал. Он медленно встал и налил себе чашку кофе. — Как было бы обидно. Ведь Нику всего тринадцать, а он уже один из лучших курсантов в академии. И такой позорный конец.

К этому моменту я уже весь переполнялся от накатившей злости. Ее стало столько, что она готова была литься из ушей, и я, не сдержавшись, выкрикнул:

— Это только потому, что его тренирует брат. Если бы вы об этом знали, то не стали бы его хвалить.

Максфилд пожал плечами.

— Я об этом знаю, — совершенно спокойным тоном ответил он.

— Что? — мой голос сорвался на шепот. — Но это же нечестно!

От обиды снова разнылась голова.

— Вы заранее ставите его в неравные с остальными условия. Хотя прекрасно знаете, что не оставляете им шанса. Да если бы не Джесс, этот слабак даже до середины таблицы не добрался бы.

— А ты у нас поборник честности?

Я, прищурившись, отвел взгляд, ощетинившись всем нутром, чувствуя провокацию.

— Разве не ты пришел целенаправленно убить, пока твой противник спит?

— Это не ваше дело. Моей семьи, — сквозь зубы процедил я, чувствуя, еще немного, и по щеке скатится слеза. Пока полковник не видел, я быстро стер ее рукавом.

— Твоя семья мертва, Тай, — сурово произнес он. — И чем быстрее ты с этим смиришься, тем лучше.

Все происходило именно так, как я предполагал. Вместо того, чтобы помочь, он просто издевался над моим горем. Никто из них никогда не сможет понять! Никто не сможет мне помочь, кроме меня самого! А значит, остается только один выход — снова бежать. Выбраться бы только отсюда, и никто меня не остановит.

— Я видел все ваши с Ником драки, — произнес полковник. — Не смотри на меня так. Кстати, ты отлично держишь удар. Где-то учился?

Я проигнорировал вопрос. Максфилд встал и, подойдя к секретеру, достал оттуда металлическую пепельницу.

— Неужели ты не думал о том, что в Эдмундсе везде установлены камеры? После того, как ты сбежал из стольких интернатов, я ожидал от тебя большей сообразительности. Увы…

Я молча уставился на его пальцы, стряхивающие с сигареты пепел.

— Скажи мне только, что ты планировал делать дальше, после того, как перерезал бы ему горло? Надеюсь, ты понимаешь, что следующее место, где ты окажешься, — колония для несовершеннолетних?

— Плевать.

Полковник усмехнулся:

— Нет, Тай, тебе далеко не плевать. Будь тебе наплевать, ты бы не стал колебаться. — Он обошел вокруг стола и присел на край. Днем такого поведения ни один работник академии не мог бы себе позволить ни за что в жизни.

Я застыл, не шевелясь. Так, что даже ноги затекли.

— Пока ты этого не осознаешь, поэтому просто захлопни рот и послушай. Знаешь, почему ты вчера проиграл? Ты ведь гораздо сильнее, чем он.

Конечно же, я знал. Случайность. Мне не хватило техники. А может, просто везения.

— Да, Ник легче, и ему проще тебя обскакать, ударив там, где ты не ожидаешь, но дело не только в скорости.

Кажется, я даже перестал дышать, впитывая его слова, словно брошенная в воду губка.

— В нем ощетиненной злобы столько, что хватит спалить это здание дважды. Ненависть — вот в чем твоя сила, — произнес полковник. — В отличие от тебя, Ник это давно понял. И если ты готов повзрослеть и полюбить ту свою часть, что жаждет расправы, будем считать, я ничего не видел. И если ты готов, — повторил он, — капитан Торн будет тренировать тебя так же, как Джесс тренирует Ника. Но…

— Я готов, — буквально выкрикнул я. Лицо полковника дернулось. Кажется, он рассчитывал на более длительные уговоры. — Я что угодно сделаю, — затараторил я, и мое сердце забилось словно отбойный молоток. — Хоть полночи напролет буду тренироваться, только разрешите.

Максфилд вернулся за свой стол и, откинувшись в кресле, довольно сказал:

— Торн сам найдет тебя завтра. А теперь пошёл вон!

Отдав честь, я пулей дернулся к двери.

— Да, Тай, — окликнул он. — Это была твоя последняя стычка с Ником.

— Но… — Я открыл рот, чтобы возразить, но тут же сглотнул так и не вырвавшиеся на свободу ругательства, крепко сжав кулаки.

— Я помню про твою семью, — добавил полковник. — И когда тебе хватит смелости «опустить этот нож», я дам тебе возможность. Если ты сам все еще будешь этого хотеть…

Глава 2. Взрывы

В кофейне «На нашей кухне» сегодня свободно, хотя максимальное число посетителей здесь все равно не превышает трех.

Признаться, я ненавижу это место, ведь через два квартала есть настоящая французская пекарня, с деревянной мебелью, ласковым карамельным светом и самым вкусным в мире латте, но появляться мне там не разрешается. Ведь дома тоже есть кофеварка, а снаружи не безопасно. Поэтому я делаю глоток до невозможности отвратительного черного кофе, горького, как моя жизнь, и закусываю собственными губами.

На улице погано под стать моему настроению. Снег, липкий и мокрый, падает на окна и тут же тает, съезжая по стеклу скользкими комками. Даже вселенская жизнерадостность Арта, которую он старательно рассыпает повсюду, не спасает. А временами даже злит, ведь что бы не происходило, Арта будто накрывает колпаком, сотканным из тончайших нитей дзена и умиротворения, внутри которого само слово «проблема» не существует в принципе, в то время как я всегда остаюсь снаружи. Раздраженная и злая.

Шон меня понимает, ведь каждый раз, когда они долго занимаются чем-нибудь вместе, он возвращается усталый и выжатый, как лимон, с притворной обреченностью жалуясь на шутки Арта, но какой-то… свободный. Будто сбрасывает с плеч груз, копившийся тысячи лет.

— Я не знаю, как Арт это делает, — однажды признается Шон. — Да, он чересчур эмоциональный, шумный, его всегда до колючей чесотки много. Но я ни разу не встречал таких, как он. — Шон выдерживает длинную паузу и добавляет еле слышно: — А ещё Ник доверял ему так, как никогда не доверял мне.