Моя мятежница - Райан Кендалл
Я нахожу маму на кухне, она раскрашивает что-то в блокноте.
– Привет, – говорю я, ставя пакеты с продуктами на стол. – Принес тебе немного бананов. Суп. Хлеб, который ты любишь. Все самое основное.
– Спасибо, детка. – Она поднимает на меня взгляд и улыбается.
Мама выглядит хорошо: нет темных кругов под глазами, а волосы завиты. Все это хорошие признаки того, что она заботится о себе.
– Что это? – спрашиваю я, сбитый с толку, глядя, как она берет со стола желтый карандаш.
– Это раскраска для взрослых. – Она улыбается, и, должно быть, мои брови взлетают вверх, потому что она тут же смеется. – Подарок от моего консультанта по наркологии.
– О. – Я прячу руки в карманы.
– Иди сюда. Я покажу. – Она похлопывает по стулу рядом с собой.
Вздохнув, я присоединяюсь к ней за кухонным столом. С этой выгодной точки я вижу, что она раскрашивает. Это сценка на ферме: с холмами и сараем на переднем плане. Мама протягивает мне цветной карандаш, что-то между серым и коричневым.
– Можешь раскрасить вот эту тачку. – Она кивает на лист.
Я повинуюсь, нанося цвет под наблюдением мамы. Это так странно.
– Как дела с тех пор, как ты вернулась? – спрашиваю я.
Мама улыбается, раскрашивая все нарциссы на холме в яркий, солнечно-желтый цвет.
– Просто отлично. Лучше, чем отлично. А у тебя? Все еще работаешь у Иден?
Я знаю, лучше не верить в то, что мама будто бы избавилась от своей зависимости, но я приветствую любые хорошие новости. Пусть даже сейчас она пытается сменить тему.
Медлю, не зная, насколько подробно стоит рассказывать.
– Э, да.
Мама прекращает раскрашивать, чтобы оценивающе взглянуть на меня.
– Ты взял и влюбился в нее, да?
Я сглатываю и заканчиваю раскрашивать тачку.
– Мы начали проводить время вместе вне работы.
Мама издает горловой звук, затем берет розовый карандаш и подкрашивает поросенка.
– Ну, скажи уже, – резко говорю я. – Что бы ты ни думала, просто скажи.
Она приподнимает плечо и смотрит на меня с сочувствием.
– Я беспокоюсь о тебе, вот и все. Такие девушки, как Иден, они… другие, Холт. Отличаются от нас с тобой.
Пока я перевариваю ее слова, понимаю, что и раньше где-то глубоко внутри соглашался с ней. Верил в ложь, которую повторял себе: мы с Иден настолько разные, что у нас ничего не получится. Но теперь я точно знаю. Если нас что-то и сдерживает, то не наше финансовое положение и не сравнение количества нулей на ее и моем банковском счете.
– В том-то и дело, мам. Иден все равно, есть ли у меня деньги. Она и глазом не моргнула при виде моего комковатого матраса или крошек в кружке, в которой я завариваю ей кофе.
Мама на мгновение замирает и перестает раскрашивать, взглянув на меня.
Поднимаясь на ноги, я продолжаю.
– Я влюбляюсь в Иден, и думаю, она чувствует ко мне то же. Если ты не можешь смириться с тем, что два человека могут быть небезразличны друг другу и чертовы деньги не имеют к этому никакого отношения, тогда я не стану сидеть тут и выслушивать нотации по этому поводу.
– Прости. – Голос мамы срывается. – Я всего лишь хочу уберечь тебя от боли. Такой, что ранила меня много лет назад. Я видела, как подобные люди обращаются с такими, как мы.
– Нет никаких «подобных людей», мам. – Мой тон смягчается. – Все мы одинаковые. У нас у всех есть страхи, неуверенность и то, что мы хотим в себе изменить. И всем нам нужна любовь.
Мама грустно улыбается мне.
– Тогда иди и используй свой шанс, детка.
Глава 25
Иден
– Ты поверишь, если я скажу, что никогда не была на этом пляже?
Стоит редкий теплый день для конца ноября – немного выше двадцати одного градуса, если верить приложению, – и мы с Холтом идем рука об руку по набережной, направляясь от парковки в запланированное место. Холт отказался говорить мне, что он придумал на сегодня. Мои единственные подсказки – подозрительная холщовая сумка, перекинутая через его плечо, и тот факт, что мы идем в сторону пляжа.
– Ни за что, – отвечает он, выгибая бровь.
Я смотрю на него и киваю.
– Обычно моя семья ездила на Кейп-Код несколько раз в год. А зимой мы много раз отдыхали в тропиках. Но этот пляж? – Я машу свободной рукой в сторону береговой линии, усеянной телами счастливых бостонцев, наслаждающихся погодой. – Я всего лишь раз проезжала мимо.
Не уверена, от чего у меня горят щеки, от солнца или смущения, но Холт не притворяется удивленным. Он продолжает задавать вопросы.
– Кейп-Код, да? Никогда там не был. Как оно в сравнении?
– Великолепно, – с улыбкой отвечаю я. Мою память наполняют счастливые моменты отпусков до развода родителей, в те дни, когда семейный отдых на Кейп-Коде был таким же частым, как государственные праздники. – Моя мама – настоящий пляжный тюлень. Обычно она говорит, что пляжи в Бостоне….
Я обрываю себя, прикусывая нижнюю губу, но Холт кивает, вполне улавливая, куда я клоню.
– Понимаю. У них определенная репутация, – говорит он, пиная выброшенный в песок окурок, чтобы подчеркнуть свои слова.
Секундой позже мы добираемся до входа на пляж, но Холт не замедляет шага, ведя нас мимо. Когда я вскидываю бровь, он просто сжимает мою ладонь.
– Я знаю, куда иду. Доверься мне.
Легкое покалывание в груди перетекает во все тело. Я верю ему. Может, больше, чем следовало бы, учитывая, что он вернулся в мою жизнь всего несколько недель назад. Но все, что связано с ним, с нами обоими, шлет мне позитивные сигналы. Даже то, как он держит меня за руку, его пальцы крепко переплетены с моими, но прикосновение такое нежное, словно я птица, которую он не хочет отпускать. Несмотря на свою грубоватую внешность, Холт Росси – нежный гигант, и я последую за ним куда угодно.
После того, как мы минуем самую оживленную часть пляжа, он уводит нас с набережной через заросли кустарника высотой по колено к небольшому участку песка, и тот выглядит так, словно сошел с почтовой открытки. Здесь нигде не видно семейных группок и толп студентов. Лишь мы вдвоем, окруженные белым песком и ровным плеском волн о берег.
Я так очарована открывшимся видом, что едва замечаю, как Холт распаковывает сумку. Когда я оборачиваюсь, то вижу, что он сидит на красном фланелевом одеяле, раздувшись от гордости и наливая вино в два дорожных стакана. От этого зрелища мое сердце делает полдюжины сальто назад.
– Давай, – он похлопывает по одеялу рядом, – садись, я покажу тебе, что принес.
Я присоединяюсь к нему, чувствуя, как моя улыбка становится шире с каждым предметом, доставаемым из сумки.
Коробка крекеров, пластиковый контейнер с ломтиками салями и сыра, и большой пакет моих любимых крендельков с медово-горчичным соусом, которые я держу на рабочем столе. Простой романтический пикник, где есть все, что я люблю: хорошее вино, вкусные закуски и Холт.
Однако, когда я тянусь за пакетом с крендельками, он останавливает меня, вновь залезая в сумку.
– Погоди. Я еще не показал тебе самое лучшее. – Он достает еще один пластиковый контейнер, снимает крышку, чтобы показать завернутые в бекон маленькие лакомства.
– Не волнуйся, это финики. Никаких морепродуктов.
У меня вырывается глубокий грудной смех.
– Ладно, это и правда ужасно смешно, – говорю я, закидывая одну в рот. Эти вкусняшки в кленовом сиропе с беконом – все, о чем может мечтать девушка, не боясь экстренной поездки в больницу.
Мы наслаждаемся соленым воздухом, перекусывая и нежась в обществе друг друга, пока солнце не начинает клониться к закату. Сегодня не происходит ничего экстравагантного, ничего из ряда вон выходящего, но никогда еще я так полно не осознавала, что это именно то, чего я хочу. Чего-то простого, милого и непринужденного. Не модных ресторанов или тускло освещенных баров с коктейлями по завышенным ценам, которые пытались использовать другие мужчины, чтобы произвести на меня впечатление, как будто их черные карты «Американ Экспресс» могли доказать их состоятельность. Сидя тут, на укромном участке пляжа, с Холтом, видя его внимание, проявленное во всех мельчайших деталях, я впечатлена сильнее, чем каким бы то ни было мужчиной до него.
