Экстренный контакт - Энтони ЛеДонн
Но знаете что? Сейчас мне еще хуже быть на моем месте. Потому что ни один из этих малышей не переставал кричать, хотя всем четверым поменяли подгузники прямо здесь, в салоне, в результате чего запах стал почти, но не совсем, хуже, чем от луковых колец.
Как по команде, кто-то громко и протяжно пукает.
— Господи, Том. — Кэтрин закрывает лицо воротником пальто. — Ветчина действительно на тебя действует, да?
— Это. Не. Я, — умудряюсь сказать я, старательно дыша ртом. — Это все твоя вина.
— Ладно, признаю, что часть этого бардака на мне, — говорит Кэтрин.
— Думаешь?
— Но и на тебе тоже, — отвечает она.
— С чего это вдруг? — спрашиваю я, искренне возмущаясь. Если бы не Кэтрин, я бы сейчас был дома, успокаивал Лоло, что ей не придется надевать фланелевую ночную рубашку со снеговиком, которую мама купила на Etsy, а мой желудок был бы счастлив от гоголя-моголя и домашней еды.
Вместо этого мой аппетит полностью пропал из-за пердежа, несвежих луковых колец и последствий несвежей ветчины, и я сижу рядом с женщиной, которая, как я только сейчас обнаружил, поддерживает связь с моей семьей.
Не могу решить, что беспокоит меня больше: то, что Кэтрин так уютно общается с моей семьей, или то, что они скрывали это от меня годами.
— Ну, — отвечает Кэтрин на мой вопрос нарочито терпеливым тоном, как будто готовится объяснить непослушному ребенку что-то очень важное, — тот факт, что мы задерживались...
— Несколько раз, — вставляю я.
— То, что нас задерживали несколько раз, это моя вина, — продолжает она. — Но тот факт, что мы следуем твоему жесткому графику? Это на твоей совести.
— Жесткому... — Мне приходится на мгновение закрыть рот, чтобы не разразиться бранью. — То есть ты считаешь, что я каким-то образом повлиял на дату Рождества?
— Ах, но ведь это не просто Рождество, не так ли? — говорит она, раздраженно тыча в меня пальцем. — Это канун Рождества. Честное слово, Том, ты никогда раньше не относился так странно к двадцать четвертому числу. У тебя что, горячее свидание с северным оленем или что-то в этом роде?
Мои челюсти сводит от досады, гнева и чувства вины. Первые два — очевидны, не так ли? А вот последнее...
Я могу сказать ей. Должен ей сказать.
Но вот в чем дело. Мало того, что я столкнулся с дискомфортом, рассказывая своей бывшей жене — даже той, которая ненавидит меня до глубины души, — о том, что я снова женюсь, так еще и должен объяснить, что хочу сделать предложение жене номер два в канун Рождества, потому что это давняя семейная традиция. Семейная традиция, которой я не придерживался и о которой даже не задумывался, делая предложение жене номер один.
И не знаю, как смогу сообщить эту новость, не причинив ей боли, и как бы я ни думал, что с радостью задушил бы Кэтрин сегодня, мне не хочется причинять ей боль.
И даже если бы я мог обойтись без этого, просто напомнив себе, что Кэтрин из тех, кто ценит прямоту, правда в том, что...
Я не знаю, как объяснить.
Ни ей.
Ни даже себе.
Как напоминает мне эта чертова женщина при каждом удобном случае, я — планировщик. Не потому, что я зажатый — ну, может быть, немного, — а потому, что люблю размеренную жизнь. Еще в студенческие годы я знал, что не хочу быть тем парнем, который проснется в сорок лет в одиночестве в своей грязной холостяцкой квартире и подумает: «Черт, лучше бы мне поторопиться!».
Я с детства знал, более или менее, как хочу прожить свою жизнь.
И ни в одной из тех дневных мечтаний я не представлял рядом с собой кого-то настолько сложного, как Кэтрин.
И по сей день я понятия не имею, почему не мог отвести глаз от громогласной брюнетки на улице, приказывающей мне пойти и найти бобовое масло. И не знаю, почему после того как бедный парень с жвачкой на ботинке вырвался из ее лап, я пригласил ее выпить и затаил дыхание, ожидая ответа.
И уж тем более не знаю, почему спустя полгода после этого, сидя рядом с ней на диване и слушая ее тираду о том, почему «Звездные войны: Новая надежда» на самом деле фэнтези, а не научный фантастический фильм, я смотрел на нее, запихивающую в рот чау-мянь дешевыми палочками, и знал...
Что она была моей. А я — ее. Навсегда.
«Выходи за меня замуж».
Я просто выпалил это. Без кольца. Без всякого плана. Это был даже не вопрос, а скорее приказ, смешанный с мольбой.
Стояла середина знойного нью-йоркского лета, и я совершенно не думал о семейной традиции в канун Рождества. Даже если бы эта мысль пришла мне в голову, я бы не стал ждать. Да и не смог бы. Как бы то ни было, единственная причина, по которой мы не поженились в мэрии как можно скорее, заключалась в том, что моя мать пригрозила отречься от меня, если не будет присутствовать на церемонии.
Мы с Кэтрин отправили всю мою семью, а также Айрин и ее мужа самолетом в Лас-Вегас. Там не было Элвиса, но была крошечная часовня, много шампанского и чертовски хорошие воспоминания.
Именно там я наконец-то подарил Кэтрин настоящее кольцо. Кольцо моей бабушки по материнской линии, оставленное первенцу по традиции, еще более древней, чем предложение в канун Рождества.
Кольцо, которое она, проявив удивительную щедрость, настояла на том, чтобы вернуть мне после развода. «Для твоей следующей», — сказала она.
Но мне оно было не нужно. Забавно, что до сегодняшнего утра этот факт меня не беспокоил.
Сейчас, сидя в этом автобусе, я чувствую облегчение от того, что доверился своей интуиции и купил Лоло новое кольцо. То, похоже, каким-то образом принадлежит Кэтрин. Даже сейчас. Особенно сейчас?
— Я поставила тебя в тупик? — спрашивает она, прерывая мое долгое молчание. — Почему мы должны быть там завтра? Почему не на Рождество?
Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к ней лицом. Чтобы рассказать ей... все. Объяснить, почему канун Рождества
