Я больше тебе не враг (СИ) - Маргарита Дюжева
В голове пока нет мыслей — я их старательно избегаю, потому что в последнее время они все чаще сворачивают не туда, куда надо, и в них неизменно царствует бывшая жена.
Почему-то сейчас, когда все раскрылось, когда выяснилось, что все ее авантюры и мстительные потуги не стоили и выеденного яйца, я не испытываю ни злорадства, ни удовлетворения. Только усталую горечь. Все так глупо, так нелепо, что опускаются руки и хочется сказать, да гори оно синим пламенем. А еще лучше свалить в какую-нибудь глушь, взять удочку и сидеть у реки, тупо пялясь на ленивый поплавок.
У меня даже не получается злится на Таисию. Дура она. Ду-ра. Наворотила черт знает чего на пустом месте, нас обоих наизнанку вывернула, а теперь мучается. Вот стоило оно того? Нет. Можно было сделать по-другому? Да. Легче от осознания этого? Ни хрена.
Таська так сильно любила свою драгоценную Алену, так слепо верила ей, что позволила собой манипулировать. Думала, что держит все ниточки в своих руках, а на деле оказалась, что ее саму на этих нитках, дергают, как безвольную марионетку. Насмешка судьбы. Жаль, что оценить не могу, чувство юмора сдохло.
Пробегав полчаса, я возвращаюсь домой, принимаю душ и спускаюсь на кухню, чтобы чего-нибудь перехватить. Каково же мое удивление, когда буквально следом за мной появляется Таисия.
— Проснулась? — обожаю тупые вопросы.
Она кивает, но выглядит странно. Губы искусаны до такой степени, что алым полыхают на бледном лице, под глазами тени, будто не спала ночью. И вместе с тем во взгляде светит угрюмая решимость.
— Все в порядке?
— Да.
Врет. Я это чувствую, как никогда остро, но не успеваю ничего сказать, как она спрашивает:
— Завтракать будешь?
У кого-то проснулся аппетит?
Однако уже через пять минут, убеждаюсь в том, что ни черта ничего не проснулось. Таисия делает нам глазунью, кофе из кофемашины и пару бутербродов. Садится напротив меня и упорно ковыряется в тарелке, хотя прекрасно видно, что ей кусок в горло не лезет. Но она не сдается — черпает вилкой понемногу и отправляет в рот, жует методично двигая челюстями, с трудом глотает. Потом все заново.
В этом надсадном упрямстве есть что-то страшное, что-то чему я пока не могу дать определения.
— Что случилось?
В ответ рассеянная улыбка. Слишком механическая, чтобы ее можно было назвать не то, что искренней, а хотя бы живой.
— Все хорошо.
— Таисия.
Она дожевывает то, что успела положить в рот, потом делает пару глотков из прозрачной кружки и салфеткой промакивает губы.
Все это время я наблюдаю за ней. Не знаю, чего ждать, но дурные предчувствия ширятся в геометрической прогрессии.
— Максим, — сипло произносит она, и у меня сердце сжимается от того, как безжизненно звучит ее голос, — скажи, у тебя с той Марией…
Морщусь. Мария — это вообще не тот элемент, о котором хотелось бы говорить.
Таисия запинается на ее имени, тяжело сглатывает, но продолжает:
— У тебя с Марией все серьезно? Она хорошая?
— Почему спрашиваешь?
Мой собственный голос звучит не лучше. Глухой и надломленный.
— Если ты с ней…если у вас все серьезно… то она будет растить нашего ребенка, — слова даются ей с трудом. Она отводит взгляд и некоторое смотрит, как за окном голые кусты покачивают облетевшими ветками, потом продолжает, — я… я просто хочу убедиться, что она хорошая, что не бросит его и сможет достойно воспитать.
В этот момент, я понимаю, что она сдалась. Предательство лучшей подруги, той, о ком она искренне горевала, той, ради которой была готова на все, на любую месть, что-то надломило в ней. Я видел это в потухших глазах, в уныло опущенных плечах, в мертвой, ничего не значащей улыбке.
Сдалась.
— К чему такие вопросы?
— Ты ведь заберешь ребенка, — она не сомневается в этом и, кажется, уже даже не протестует.
Почему-то от этого становится нестерпимо больно. Так, что хочется прижать ладонь к ребрам, сдавить, чтобы хоть как-то унять пульсирующую боль.
— Таисия…
— Погоди, — поднимает бледную ладонь, заставляя меня прерваться, — я знаю, что недостойна. Что такая мать, как я не нужна никому, что мне нечего ему дать. Я все понимаю… Мне просто хочется убедиться, что все будет в порядке.
О каком порядке может идти речь? Порядок — это больше не про нас. Мы в бездне, наполненной хаосом.
Надо что-то возразить, что-то ответить на ее унылые, полные смирения слова, но у меня отказывает речевой центр. Такое чувство, будто придавливает многотонной плитой, лишая возможности пошевелиться и сделать вдох.
Таисия расценивает мое молчание по-своему и продолжает:
— Обещаю не показываться вам на глаза, не надоедать. Просто хоть иногда, хоть раз в год давай знать о том, как у вас дела. Ни встреч, ни фотографий просить не стану, мне достаточно будет просто знать, что у него или нее все хорошо, что о нем заботятся и любят. О большем я не прошу.
* * *
— Все сказала? — хриплю и до такой силы сдавливаю вилку, что она больно впивается в ладонь.
— Еще не совсем. До конца беременности обещаю себя беречь и выполнять все рекомендации. Не переживай, проблем не доставлю и ничем не наврежу ребенку, — продолжает перечислять, и с каждым словом ком у меня в горле становится все более тугим и острым.
Не дышится.
— Если у тебя будут какие-то пожелания, замечания, требования относительно ребенка, я заранее согласна. Просто скажи…
Такая вся покладистая, покорная, что аж выть хочется.
Глядя на ее бледное лицо, заглядывая в пустые глаза, я сам чувствую себя неживым. Будто мой собственный свет потускнел и пошел рябью.
Где та стерва с наполеоновскими планами? С многоходовками, от которых голова кругом шла и хотелось орать «какого хрена»? Где зараза, которую страстно мечтал или придушить, или в окно выкинуть? Куда она пропала?
Верните обратно! Потому что без нее сдохнуть хочется.
— Я надеюсь, твоя Мария примет ребенка, полюбит его и будет заботиться, как о родном. Мне очень хочется, чтобы у него была мать, которая любит его всем сердцем. Чтобы семья нормальная была. Позаботься об этом. Пожалуйста. Больше я ни о чем не прошу. А со мной можешь делать, что хочешь, — покорно опускает взгляд, — заслужила.
Меня пугает эта покорность. У нее привкус безысходности, угасания. Так выглядит человек, который больше ни в чем не видит смысла.
Я держу эмоции под контролем, хотя меня вот-вот бомбанет.
— А ты что? Собралась жизнь с нуля начинать? Без балласта из прошлого?
