Смывая волной - Р. С. Болдт
Глава 39
ЛИАМ
Такая гладкая и совершенная, что у меня, блядь, слюнки текут от желания ощутить ее вкус.
Снова прижимаюсь губами к ее губам в поцелуе, грубом и чертовски требовательном, но сейчас я на взводе. Она чертовски нужна мне, а я ни в ком раньше не нуждался.
Оторвав свои губы от ее губ, я зарываюсь лицом в ее шею, проводя зубами по ее коже, а затем успокаивая ее языком.
— Ты хоть представляешь, как сильно ты мне нужна?
Мой голос звучит хрипло, как будто его извлекли откуда-то из глубины меня.
— Как сильно я нуждаюсь в этой, — провожу я кончиком пальца по ее отверстию, и она хнычет, — сладкой киске? Что я умираю от желания ощутить твой вкус?
Она выгибается навстречу моим прикосновениям, задыхаясь, когда я погружаю кончик пальца внутрь, едва заметно.
— Да, Лиам.
Я проталкиваю палец дальше внутрь, и, черт возьми, она заливает его.
— Ты сводишь меня с ума, черт возьми.
Ее шепот едва слышен.
— Мне жаль.
— Да? — Погружаю палец до упора внутрь, и она ахает. — Тебе жаль, что ты такая красивая?
Отодвигаясь, я двигаю пальцем в ее уютной киски, следя взглядом за выражением ее лица.
— Тебе жаль, что ты смотрела на меня такими невинными глазами и пыталась спрятать эти идеальные сиськи?
Когда я добавляю еще один палец, она вцепляется в мои руки.
— Ты извиняешься за то, что заставляешь меня так чертовски возбуждаться, просто дыша? — Трахаю ее пальцами, медленно двигая ими. — За то, что заставила меня трахать мою руку в душе, мечтая, чтобы это была ты?
Ее ресницы удивленно вздрагивают, а на щеках появляется румянец.
— Ты делал это?
Я хмыкаю.
— Да, блядь.
Я ввожу и вывожу пальцы еще несколько раз, прежде чем вынуть их. Они покрыты ее влагой. Затем я подношу их ко рту и слизываю с них ее вкус.
Алекс смотрит на меня, и ее глаза расширяются, когда я стону от ее вкуса на моем языке. Черт возьми, как же она хороша на вкус.
Мои слова прозвучали как резкий рык, когда я отнимаю пальцы от губ.
— Ты скрывала это от меня.
— Прости? — Ее ответ прозвучал скорее как вопрос, чем как извинение.
Я хватаю ее за руку и направляю туда, где мой член практически выпирает из-под моих шорт. Она обхватывает пальцами мою толстую длину, мой член сочится.
— Чувствуешь, каким твердым ты меня делаешь? Ты так возбудила мой член, что я истекаю, мне чертовски хочется погрузиться в тебя.
Накрыв ее руку своей, я направляю ее, чтобы она погладила меня по ткани, где теперь есть влажное пятно.
— Если тебе так жаль, тогда ты не откажешься показать мне эти прекрасные сиськи.
Движениями, граничащими с неуклюжестью, она обеими руками сжимает в кулак нижний край своей рубашки и майки, стягивая их, обнажая свою грудь.
При виде нее у меня перехватывает дыхание, и я не могу не пялиться на нее. Ее соски стоят так гордо. Они темно-розовые и такие чертовски идеальные.
— Я не… такая привлекательная. Я знаю.
Ее приглушенные слова заставляют меня поднять глаза и увидеть, что сама она отвернулась, плотно сжав губы. Противоречивые эмоции бурлят во мне, когда я рассматриваю ее обеспокоенное выражение лица, а затем ее торс. Как видимое напоминание о том, что ей пришлось пережить, эти шрамы гордо выделяются, отмечая ее плоть.
Положив руки ей на бедра, я притягиваю ее ближе к себе, ее ноги болтаются по обе стороны от моих. Мое действие пугает ее, и она хватается за мои плечи, чтобы не упасть.
Тон моего голоса не допускает никаких возражений, пока я веду руками по ее бокам, скользя ладонями по ее коже, а кончиками пальцев с благоговением обвожу каждый шрам.
— Это следы выживания. То, что пыталось убить тебя, но не смогло.
Мое горло болезненно сжимается, и я тяжело сглатываю.
— Но ты оказалась сильнее.
«Я могу только надеяться, что ты останешься такой же сильной».
Уязвимость наполняет черты ее лица, когда она смотрит на меня, ее голос едва слышен.
— Ты не считаешь их уродливыми?
Из глубины моей души поднимается звук, похожий на рычание.
— Женщина, никогда больше так не говори.
Мышцы тугие как от напряжения, так и от плотских намерений, и меня переполняет желание доказать ей, насколько она не уродлива.
Ее глаза расширяются от моего тона, и я провожу руками вверх, обводя изгибы ее грудей. Ее соски напрягаются под моими ладонями, и Алекс инстинктивно выгибается навстречу моим прикосновениям.
— Ни одна часть тебя не уродлива, слышишь меня? — выдавливаю слова между стиснутыми зубами.
Обхватив нижнюю часть одной груди, наклоняю голову, захватываю ее сосок губами и сильно сосу. Когда она выдыхает мое имя, мой член начинает течь еще сильнее.
Я ласкаю ее сосок языком, прежде чем всосать его, втягивая щеки, и ее колени сжимаются по бокам от меня. Боже, ее соски такие чувствительные, что я мог бы часами пробовать их на вкус и ласкать. Потом перехожу к другому и делаю то же самое, наслаждаясь тем, что являюсь причиной ее тяжелого дыхания.
Когда Алекс опускает руку по моей обнаженной груди и переходит на пресс, мои мышцы сжимаются в предвкушении. Но прежде чем она достигает цели, я сжимаю ее запястье одной рукой, останавливая ее.
Это может быть самой большой ошибкой, которую я совершу — на самом деле, я чертовски уверен, что это уже так, — но мне не хочется трахать ее на кухонном столе.
Я хочу, чтобы она была в моей постели. Хочу, чтобы моя фантазия воплотилась в жизнь.
На ее вопросительный взгляд прижимаюсь к ее губам коротким поцелуем, который должен был быть быстрым. Но как только чувствую ее вкус, я не могу не углубить его. Боже, она вызывает привыкание.
Наконец, я заставляю себя разорвать поцелуй и осторожно приподнимаю ее. Она автоматически обхватывает меня ногами и обвивает руками мою шею. Но меня по-настоящему волнует то, насколько мокрым она делает место ниже моего пупка и чуть выше моих шорт. Ее блестящая киска метит свою территорию, и у моего члена нет с этим никаких проблем.
Когда выхожу в коридор, Алекс прижимается губами к мочке моего уха. Когда она слегка посасывает ее, а затем легонько покусывает, я чуть не говорю: «К черту, добираться до спальни». Я могу стянуть шорты и вогнать в нее свой член прямо у стены.
«Доберись до спальни, мудила».
Не знаю, как мне это удается, но
