Измена.Любовь (СИ) - Далиша Рэй
Но это все твердил разум… А в душе, вопреки всем доводам логики, разрасталась огромная дыра, из которой, как черти из табакерки вылетали подозрения, сомнения и дикая ревность. И картинка перед глазами, как Платон стоит у окна, а к его спине прижимается женщина. Та самая, что сейчас сидит с ним рядом и льнет щекой к его плечу.
Платон спокойно поднес к губам чашку с кофе и сделал глоток, все еще не замечая меня. Не поворачивая головы, что-то ответил улыбающейся ему Светлане.
Стеклянными глазами я смотрела как холеные пальчики с нюдовым маникюром игриво пробежались по мужскому предплечью. Как нежно заглянули в мужское лицо светлые женские глаза…
Еще один шаг в их сторону…
— Куда же ты, Павли-иша? — пропела за спиной Маша. — Кого-то знакомого увидела? Давай тогда вместе подойдем к ним…
Не отвечая, я стиснула зубы — что я ему сейчас скажу?
Три шага до него…
Платон поднял взгляд от чашки и увидел меня.
Новый мой шаг, и его улыбка. Немного удивленная и странно довольная.
— Павла…, - не обращая внимания на схватившую его за руку Светлану, поднялся мне на встречу. Еще шаг, и я стою прямо перед ним. Что я хочу сделать?
— Привет, — я прижалась к нему, обняла за шею и поцеловала в охотно подставленные губы. — Нам не понравился тот ресторан, и Маша предложила перебраться сюда.
— Вот и отлично, — он обнял меня за талию и посмотрел за мою спину: — Здравствуй, Маша. Как удачно, что ты знаешь о существовании этого места.
Снова перевел взгляд на мое лицо:
— Я так понимаю, вы не поели. Но хоть обсудить свои дела успели?
Я оглянулась на побледневшую, кусающую губы Машу, и стараясь звучать как можно равнодушнее, ответила:
— Пожалуй, да. Все, что мне было важно узнать, я уже поняла.
Подняла к нему лицо и попросила:
— Можешь увезти меня отсюда?
— Платон! — резкий голос Светланы Геннадьевны не дал ему ответить. — Мы хотели обсудить с тобой наши дела!
Она сидела, вытянувшись в струнку и не сводила с него налившихся яростью глаз.
— Думаю, это важнее, чем… общество твоей новой секретарши, — добавила она с брезгливым смешком, упорно не глядя на меня.
Рука Платона на моей талии чуть напряглась. Не отвечая, он достал из бумажника несколько купюр и положил их на стол. Глядя сверху вниз на недовольное лицо Светланы, произнес:
— Свет, все наши вопросы мы с тобой уже давно обсудили. Остались только технические моменты, которые можно решить в рабочем порядке. Так что, прости, мы с Павлой вас покинем. Поужинайте с Марией без нас — думаю вам есть что обсудить.
Потянул меня за собой:
— Пойдем.
— Всего доброго, Светлана Геннадьевна, — вежливо попрощалась я, чуть не застонав от счастья — у них не свидание! — Пока, Маша. Наша встреча была… поучительной. Спасибо тебе за нее.
Я сделала пару шагов вслед за потянувшей меня мужской рукой. И услышала:
— А твоя новая подружка знает, что ты женат, Платон? Или ей все равно, с кем спать, лишь бы был богатым?
Глава 43
«… ты женат, Платон… ей все равно с кем спать…?»
Ядовитый голос Светланы разрывной пулей влетел в мой затылок, превратив в кисель все, что попалось ему на пути.
Машинально я сделал еще несколько шагов, не чувствуя своего тела и ничего не соображая. Затем попыталась затормозить — с чего-то решила, что надо обернуться, и посмотреть на Светлану, что бы понять врет она, или нет.
— Павла, мы уходим, — остановил меня жесткий голос Платона и его напрягшаяся рука на моей талии.
Передумав останавливаться, я послушно двинулась за ним. По прежнему плохо соображая, но зато отлично слыша слова начальницы службы маркетинга.
В молчании мы вышли из ресторана, сопровождаемые подхалимскими призывами хостес приходить еще. Сделали два десятка шагов до машины Патона и тут остановились.
— Ну, спрашивай, если есть желание что-то узнать, — предложил Платон, развернув меня к себе. Обнял за спину обеими руками и наклонился к моему лицу.
— Я не знаю, про что спрашивать, — я облизнула внезапно ставшие сухими губы.
— Про слова Светланы, про что еще, — он усмехнулся.
— А надо? Значит, она сказала правду? — подняла на его лицо глаза, надеясь найти в нем ответ. Наткнулась на непроницаемо-холодный, ничего не выражающий взгляд, от которого начала леденеть.
— Решай сама, надо это тебе или нет. И правда это или ложь, Павла, — жестко проговорил Платон, и мне показалось, что в его взгляде мелькнуло разочарование. — Больше я не буду тебе помогать. Все, что у меня было сказать, уже сказал раньше. И не один раз.
— Ты обиделся на меня? — спросила я, продолжая кусать губы.
— Нет. Я не ребенок, чтобы обижаться. Но, — он длинно вдохнул холодный воздух, словно пытаясь успокоиться, — ты явно кое-что не понимаешь.
— И что же это? — с каждой секундой мне становилось все неуютнее. Словно прямо сейчас что-то разрушалось. Будто рвались те тонкие, нежно звенящие нити, что совсем недавно дрожали между нами, с колдовской силой притягивая друг к другу.
— То, что я не буду безостановочно убеждать тебя в своей порядочности. Или ты веришь мне, или нет, — он говорил совершенно спокойно, но каждое слово было как новая порция льда, замораживающая меня все больше.
— Платон, я не знаю, чему мне верить…
Его лицо напряглось. Губы сжались в узкую, твердую полоску:
— Я прямо сказал тебе, чего хочу от тебя. Но ты упорно стремишься перевести наши отношения в формат подозрительности и недоверия с твоей стороны, и обязанность постоянно оправдываться с моей. Мне не подходит такой расклад, девочка. Я и так объяснялся с тобой столько, сколько никогда и ни с кем до этого.
— Но тебе все мало, и ты продолжаешь верить кому угодно, но не мне, — помолчав, добавил холодно. Усмехнувшись, отпустил мою спину и отошел на шаг назад.
— Решай сама, что тебе нужно — жить в вечном ожидании, что тебя опять обманут, поэтому не давать себе никакого шанса на счастье. Или попытаться поверить, что не все, кто рядом с тобой — подлецы.
— Я никогда не говорила, что ты подлец, — я вдруг разозлилась. — Не надо обвинять меня в том, чего не было.
— Не говорила, — согласился Платон. — Но всегда подозревала в этом и ясно давала это понять. Так же, как сейчас. Как я могу быть рядом с женщиной, которая только и ищет, как бы обвинить меня в неверности и бесчестности?
— Я ищу?! — у меня от возмущения даже руки затряслись. — Я просто